Закат в груди со временем становится бежевым,
и даже душа растворяется в щелочах,
а жизнь такая упругая, как тело женщины —
я глажу ее руками и беру по ночам.
Чтобы казаться сильным, я скрываю ужас,
целуя мокрые губы и чуя тлен
под кожей,
под кашей розовой ее наружности,
но с каждой секундой все яростней вожделею.
А она продолжает дышать.
И это радует.
Она так хороша — я почти что кричу на ней.
Но присматриваясь пристальней, я вижу мертвую статую,
молочные капли набухают у нее на спине.
И совсем как женщина, жизнь раздается бедрами,
с волнореза страсти падая в соль-диез,
это крайний миг, когда больше нет кислорода,
потому что с ней невозможен безопасный секс.
И совсем как женщина, жизнь не прощает мысленных
полупьяных измен, превращаясь однажды в снег.
Я лежу на нем, не способный ни встать, ни выдохнуть,
наблюдая, как медленно старясь, тускнеет свет.