Она торопилась. Короткая шубка
Едва согревала в морозную ночь.
И, вдруг — три матроса: «Постой-ка, голубка!
Куда так спешишь, генеральская дочь?»
Совсем ещё — детка: и чёлка, и косы,
Вуалька на лбу и рука, как лоза,
И, вдруг — пулемёты, бутыли, матросы…
От дыма костра заслезились глаза.
Признал её чёрный, видать предводитель,
Цыган, ни цыган, а какая-то смесь.
«А ну расскажи-ка нам, где твой родитель?»
«Убили… Пустите! Мне холодно здесь…»
«Ты, видно, спешишь? А у нас к тебе дело!
(Он скинул бушлат у костра на сугроб)
Хотим мы попробовать барского тела!»
Он девочку грубо ручищами сгрёб.
Она онемела, молчала сначала,
Когда разрывали одежду на ней,
Лишь губы дрожали, да сердце стучало,
Да пальцы сжимались сильней и сильней.
К костру подошёл, постоял, усмехнулся
Какой-то крестьянин в лаптях, с бородой.
Он долго смотрел, покурил, отвернулся.
Ей вспомнились мама, дедуля седой.
Мамаша ждёт дома в чепце и в халате,
Пасьянс разложив, над свечой ворожит.
Она же нагая на грязном бушлате
Под взглядами пьяными, сжавшись, лежит.
Недолго она на ветру коченела.
Втроём за неё морячки «принялись».
Сопели, терзая холодное тело.
Рычали: «А ну-ка, братва, навались!».
Давили, пихали, крутили, ломали:
Уж кровь на ногах и изодрана грудь,
Потом отошли, но ещё подбегали,
Чтоб плюнуть в лицо или в голову пнуть.
Курили махорку, а время летело,
И вечер на город плеснул синевы,
А кровь заливала дворянское тело
На белом сугробе, у самой Невы…
31.12.1987 г.