да ладно-ладно, уже октябрь, и стёкла стынут, и бла-бла-бла.
и руки прячь не к нему под кофту, а в свои длинные рукава,
и говори ему, как сумела прожить три месяца без тепла
его ладоней и его тела. пускай обрадуется — жива.
да ладно-ладно, он тоже курит, и воет ночью, и спит один.
его какая-нибудь ревнует, он ей и воин, и господин.
а ты живи, как жила до встречи: пятьсот друзей, никаких мужчин, холодных пальцев не ждут ни плечи и ни царапины чьих-то спин.
вот и сиди как сидела раньше: окно на третьем — твой выход в свет. друзья приносят тебе подачки из апельсинов и сигарет.
давно уже нет семьи и денег, да и кота теперь тоже нет.
кого волнует чужое горе, когда тебе уже столько лет.
уехать в Питер, курить до хрипа, спать с нелюбимыми /как сейчас/,
найти нахала или кумира, чтоб выше ростом и бездна глаз.
кого волнует, с кем спит сегодня твой коронованный друг на час?
какая разница, кто как дышит,
когда совсем не осталось вас.