Я пила уже вторую чашку кофе, а мечтала о тарелке горячего супа. В этом ресторане готовят замечательный грибной крем-суп. Съесть его и бежать домой спать — вот чего мне тогда хотелось больше всего. Почти всю ночь я стучала по клавиатуре, потому что перевод нужно было сдать утром. У меня так часто бывает: я вообще человек крайне неорганизованный и не особо вписываюсь в нынешний ритм жизни. А чего стоит моя основная работа переводчиком в брачном агентстве — смеяться или плакать, никак для себя не решу.
В тот день я сидела в ресторане с очередной парочкой, пила остывший кофе и переводила однотипные вопросы-ответы — этакий типичный диалог впервые встретившихся после недолгой переписки. Всё было как обычно: стройная девушка с длинными, обесцвеченными до платинового оттенка волосами и заморский претендент на ее руку и сердце, годящийся, как мне показалось, по возрасту ей почти в дедушки. И привычные фразы людей, которые ненадолго входят в мою жизнь, и чьи имена и лица я не запоминаю.
— Вы в жизни еще красивее, чем на фото.
— О, вы тоже очень симпатичный. У вас такое мужественное лицо.
Дальше шел стандартный рассказ о том, как ей не хватает рядом сильного мужского плеча и какой заботой она готова хозяина этого плеча окружить.
— А какие цветы вам нравятся? — вопрошал «дедушка».
— Обожаю черные розы! И чтобы букет был огромным! А внутри — сюрприз. Например, кольцо с бриллиантом! — отвечала собеседница, похожая больше на соискательницу.
Я синхронно переводила, почти засыпая и мечтая о супе, когда из полудремы меня вывел неожиданный вопрос, выходящий за рамки типичных бесед.
— А полевые цветы вы любите? Полевые? — почему-то с нажимом, чуть повысив голос, спросил «дедушка».
— Не люблю. Это же просто трава.
— А колокольчики? Они же прекрасны. Разве трава может быть такой красивой?
— Колокольчики? Не знаю. Никогда не слышала, чтобы бриллианты дарили с колокольчиками, — рассмеялась девушка.
— Как вас зовут?
Я механически перевела вопрос и, встретив недоуменный взгляд девушки, догадалась, что вопрос адресован мне.
— Маргарита, — ответила я, понимая, что его имя тоже уже забыла.
— А меня Натан. Если вам так удобнее, то Натан Иосифович. У меня к вам просьба, Маргарита: вызовите девушке такси и придумайте что-нибудь подходящее. Например, что у меня неотложная встреча, и я должен срочно уехать. Говорите, что угодно.
— Но…
— Я вас очень прошу, пусть она уйдет.
В его голосе было что-то такое, что я послушно вызвала такси и на ходу сочинила для девушки историю о срочно возникших «проблемах по бизнесу». Натан из вежливости вышел проводить девушку до такси, а я наконец заказала вожделенный суп и радовалась, что все закончилось так быстро и мне не пришлось бродить с ними по городу, пока они не надумают где-нибудь уединиться.
Когда Натан вернулся к столу, я уже доедала суп и была абсолютно счастлива.
— Можно я заплачу за ваш суп? — спросил он.
— Да я и сама могу.
— Заказать еще кофе?
— Нееееет!
— Хотел бы вам объяснить, почему я так поступил…
Я очень хотела спать, и мне был совершенно не интересен его рассказ. Ну не понравилась девушка — бывает. Но он начал объяснять, не дождавшись моего ответа.
— Я приехал, потому что получил по электронной почте письмо от этой девушки. И то, что в нём написано, каким-то образом связано с историей моей семьи. Это показалось мне невероятным, и я согласился на встречу. Но я не знал, что это агентство. Произошла какая-то ошибка. Я, конечно, оплачу все расходы…
— Адрес? На какой адрес пришло письмо?
Натан прямо на салфетке написал адрес. Я открыла рабочую почту на планшете, и спать мне расхотелось мгновенно. Меня стало знобить, еще немного и я бы просто начала клацать зубами.
— Кофе… закажите ещё, но только очень горячий! Похоже, письмо действительно попало к вам случайно. Ошибка в одной букве. Смотрите, у вас здесь буква «g», а у того адресата — «q». Вот такая история. Простите. Тот мужчина зарегистрирован в нашем агентстве. У нас его фото. Мы должны были обратить внимание. Еще раз простите. Но вы не уезжайте, пожалуйста, не уезжайте! Кажется, нам есть, о чем поговорить.
1954 год. Поселок Кенгир. Лагерь для политзаключенных
Лея открыла глаза. Над ее головой было розовато-серое небо без облаков, а тело парило над землей. Девушка снова закрыла глаза в полной уверенности, что умирает. Однако голос, раздавшийся откуда-то сверху, был вполне земным:
— Вам лучше? Сможете стоять?
Лея поняла, что кто-то держит ее на руках. Ей почему-то вдруг стало очень спокойно, и она кивнула. Этот «кто-то» осторожно опустил ее на траву и помог прислониться спиной к валуну. От камня, прогревшегося на майском солнце, шло тепло. «Кто-то» сел рядом на землю и рассказал Лее, как она падала и едва не ударилась головой о валун, если бы он не успел подхватить ее.
— Это было бы лучше. Тогда бы всё уже закончилось, — ответила Лея и заплакала.
Так она познакомились с Иосифом. К тому времени шла уже вторая неделя восстания в лагере. В тот день заключенные снесли заграждения между женской и мужской зоной. Когда Лея увидела несущуюся на неё и всё сметающую толпу, то от ужаса только и смогла закричать. А потом она полетела и наступила темнота. И вдруг этот голос, выговаривающий русские слова с непонятным акцентом, голубые глаза, как у ее старшего брата, так и не вернувшегося с войны, и большая рука, осторожно сжимающая ее ладошку.
В одну минуту Иосиф стал для неё всем — её миром, её мужем, её братом, её отцом. Это были сорок дней неимоверного, безграничного и неповторимого счастья — в лагерном бараке, под вой сирен, лай собак и разносящиеся из громкоговорителя матюги вохры, призывающей заключенных сдаться.
Однажды Иосиф принес Лее цветы — огромный букет синих степных колокольчиков.
— Сегодня пятница, — сказал он, — скоро наступит шаббат. Эти цветы тебе, моя царица!
Этот шаббат стал последним днем их счастья. В ночь после исхода субботы в лагерь вошли войска. Прямо на людей поехали танки, в небе закружили самолеты. Иосиф с Леей бежали к неглубокому рву, где до восстания проходила колючая проволока.
— Прыгай, — сказал Иосиф.
И подтолкнул Лею в ров. А потом схватил какой-то камень и бросился бегом к группе мужчин, укрепляющих баррикады.
Она лежала на дне рва, а над её головой месили степь гусеницы танков, визжали люди и рокотали автоматные очереди. К рассвету всё было кончено. Наступила страшная тишина. Когда она выбралась наверх, то увидела, как одни солдаты уносили трупы, а другие заталкивали прикладами выживших заключенных обратно в бараки. В тот момент она и умерла. Она продолжала дышать и работать, сваливаясь от усталости к ночи на нары, но в душе её было всё мертво.
Когда мимо женской зоны погнали с собаками колонну бунтовщиков, она увидела его. И всё в миг снова перевернулось: «Живой!» Он шел последним в колонне, прихрамывая и оглядываясь по сторонам. Когда колонна приблизилась к проволочному заграждению, отделяющему женскую зону, Лея закричала, что есть мочи, срывая голос до хрипа:
— Иосиф, Иосиф, Иосиииииф!
Он остановился буквально на секунду и прокричал в ответ:
— Был суд, меня не расстреляют. Депортируют назад в Венгрию как иностранца. Я люблю тебя, моя царица! Каждую субботу буду собирать для тебя цветы! — ветер забирал к себе и так далеко уносил его признания, что она с трудом разбирала слова.
Ошибка в одной букве
Мы вышли из ресторана и оба молчали.
— Давайте прогуляемся, — предложила я, — здесь рядом парк.
Я не знала, с чего начать, и обрадовалась, когда Натан заговорил первым:
— Вы не подумайте, я вовсе не искатель приключений с молоденькими девушками — у меня уже внуки подрастают. Просто некоторые обстоятельства удивительным образом совпали. А я всего лишь хотел разгадать загадку, оставленную мне отцом в наследство. Мои родители ведь из Венгрии, и в Израиль перебрались уже в конце 50-х. Не очень счастливой была наша семья. Родители не то, чтобы ссорились, но какую-то напряженность в их отношениях я ощущал с детства. Развелись они, как только мне исполнилось восемнадцать. Мама вернулась в Венгрию, а я остался с папой.
Еще маленьким я часто слышал, как мама выговаривала отцу:
— Каждую неделю, каждую неделю… Как можно? Деньги уходят в пустоту! Тебе даже неизвестно, пересылают ли их по назначению.
Я тогда не знал, о чем речь, а позже было не до папиных секретов — я ушел в армию, воевал в Ливане, завёл свою семью. Но однажды папа позвонил и попросил зайти. Выглядел он плохо, дал мне какой-то конверт, написал на нем адрес и сказал:
— Я приболел, сам не могу отвезти. Поэтому прошу тебя — отвези ты.
— Это кому?
— Просто передай. Тебя встретят, я звонил.
— Папа, а что в конверте?
— Деньги.
— Для кого?
— Их отправят по назначению… далеко… в Россию.
— Зачем?!
— Прошу тебя, отвези конверт и поспеши, иначе ей не успеют к субботе доставить цветы.
— Какие цветы? Кому «ей»?
— Колокольчики… Лее.
Отец сильно кашлял, у него поднялась температура, и я решил больше его не донимать расспросами. Просто взял конверт, отвез по адресу и отдал какому-то пожилому мужчине. Я бы уже и забыл об этой истории, если бы не папино завещание. Уже два года, как его нет, но каждую неделю я исправно снимаю с оставленного отцом счета деньги и отвожу их по тому же адресу. Я обещал ему никогда не разыскивать эту женщину, чтобы не навредить ей. И тут такое письмо…
Я больше не могла слушать. Я должна была рассказать, признаться.
— Я, я написала письмо, а не она! Это часть моей работы в агентстве. Я сочиняю письма от имени девушек и рассылаю их мужчинам. Описываю всякие увлечения: книги, спорт, театр — в общем, всё, что в голову придет. Иногда целые истории придумываю, чтобы претендента заинтересовать. А в тот раз у меня просто фантазии не хватило, устала сильно — вот я и написала почти реальную историю из собственной жизни. Понимаете, нам домой действительно каждую пятницу кто-то присылает цветы, да не какие-то там розы банальные, а огромные букеты синих полевых колокольчиков. Только не для меня, а для моей бабушки. Сколько я себя помню — перед каждым шаббатом бабушка ставит в вазу свежий букет. А тут ошибка в одной букве, и письмо попадает к вам — даже не знаю, что и думать…
— Как зовут вашу бабушку? — спросил Натан.
— Лея, — ответила я.
Меня снова знобило. Хотелось о многом говорить, но почему-то не было сил. Я только сказала: «Моя мама… Софья Иосифовна. Она родилась в феврале 1955-го».

Справка. «Кенгирское восстание политзаключённых происходило с 16 мая до 26 июня 1954 года в посёлке Кенгир, расположенном в центральной части Казахстана. Это было не самое продолжительное и не самое массовое восстание, но это одно из самых трагических событий в послесталинской истории ГУЛАГа. Восставшие взяли лагерь под свой контроль и требовали от администрации соблюдения их прав и наказания виновных в незаконных расстрелах, но восстание было подавлено. Однако только в Кенгире мужская и женская зоны слились в общую, образовав на 40 дней своего рода «республику». В восстании приняли участие около 5,2 тыс. заключённых, из них 43% - женщины.