Доедены остатки пирога, и чай налит, и непременно выпит. В какой-то приснопамятный Египет летят над крышей гуси: га-га-га. Сюжеты проступают на холсте: всё прошлое, а, стало быть, другое. Свет наполняет каждого изгоя, развенчивая миф о пустоте. Такая тяга к перемене мест слагаемых, что устыдилась сумма. Случилась жизнь — добавь в неё изюма.
Живи её пока не надоест. А разве может надоесть закат, русалка, домовой, восточный ветер? Теперь мы сами за себя в ответе, хотя и отвечаем наугад, пеняя вертолётной стрекозе на дефицит волшебного сословья. Наш мир спастся чудом. И любовью.
Морские волки, сидя на косе, ругают пересортицу боков. Под перекличку городских трамваев, всё происходит, всякое бывает. Ведь ты стоишь, касаясь облаков, не райских кущ, но солнечных долин.
И яблоки краснеют, и рябины. И падает на мостовые спины осенний сон или осенний сплин.