По замыслу Бога порядок таков,
что теплится всякая живность,
и если уменьшить число дураков —
у них возрастает активность.

Ничуть не склонный к баловству
трепаться всуе о высоком,
неслышно корень поит соком
многословесную листву.

Всегда проистекают из того
конфузы человеческого множества,
что делается голосом его
крикливая нахрапистость ничтожества.

Хоть у века дорога крута,
но невольно по ней мы влекомы;
нас могла бы спасти доброта,
только мы очень мало знакомы.

По вечной жизни побратимы
и по изменчивой судьбе,
разбой и ложь непобедимы,
пока уверены в себе.

Паскудство проступает из паскуды
под самым незначительным нажимом;
хоть равно все мы Божии сосуды,
но разница — в залитом содержимом.

Не ведая притворства, лжи и фальши,
без жалости, сомнений и стыда
от нас уходят дети много раньше,
чем из дому уходят навсегда.

Счастлив муж без боли и печали,
друг удачи всюду и всегда,
чье чело вовек не омрачали
тени долга, чести и стыда.

Беда, что в наших душах воспаленных
все время, разъедая их, кипит
то уксус от страстей неутоленных,
то желчь из нерастаявших обид.

Лепя людей, в большое зеркало
Бог на себя смотрел из тьмы,
и так оно Его коверкало,
что в результате вышли мы.

Есть сутки — не выдумать гаже,
дурней, непробудней, темней,
а жизнь продолжается — даже
сквозь наши рыданья над ней.

Не верю в разум коллективный
с его соборной головой:
в ней правит бал дурак активный
или мерзавец волевой.

Днем кажется, что близких миллион
и с каждым есть связующая нить,
а вечером безмолвен телефон,
и нам, по сути, некому звонить.

Пошлость неоглядно бесконечна
Век она пронзает напролет.
Мы умрем, и нас она сердечно,
С тактом и со вкусом отпоет.

Я к тем, кто краен и неистов,
Утратил прежний интерес:
Чем агрессивней прогрессисты,
Тем безобразнее прогресс.

Искусство, отдаваясь на прочтение
Распахнуто суждению привратному,
Питая к непонятному почтение,
Мы хамски снисходительны к понятному.

Вечно и Везде — за справедливость
Длится непрерывное сраженье;
В том, что ничего не изменилось, —
Главное, быть может достиженье.

Я государство вижу статуей:
Мужчина в бронзе, полный властности,
Под фиговым листочком спрятан
Огромный орган безопасности.

Только в мерзкой трясине по шею,
На непрочности зыбкого дна,
В буднях бедствий, тревог и лишений
Чувство счастья дается сполна.

Счастье, что подвижны ум и тело,
Что спешит удача за невзгодой.
Счастье — осознание предела,
Данного нам веком и природой.