— Она любила одуванчики, — тихо произнёс он, — даже сажать их научилась дома, в ведёрке. 
Я слушаю его четвёртый вечер. 
Ему 76.
Он хмур, спокоен, и абсолютно равнодушен к своему скорому уходу. 
— Если бы я верил в Бога, то спешил бы сейчас, думая, что увижусь с ней там. 
Но я не верю. 
И знаю, что не увижусь. 
Нам всё даётся только на один раз. 
Именно поэтому ничего нельзя исправить. 
А знаешь, Лиля, как это — когда всё понимаешь, но ничего уже нельзя исправить? — его на удивление яркие глаз…