Кому поплакаться? Тебе ли?
Тоскую с самой колыбели.
Припав, родной, к тебе плечом,
Печалуюсь невесть о чем.
Как будто мы с тобою оба
Обречены. Любить до гроба
Тебя я буду. И за ним
Я буду жить тобой одним.

Я больше до праздника дни не считаю,
Я дни, как желанную книгу читаю.
Читаю её на ходу, на бегу,
Читаю, никак отложить не могу,
Никак не могу от неё оторваться,
Могу лишь слезами весь день заливаться,
Могу поминутно меняться в лице
И вдруг осознать, оказавшись в конце,
Что книга меня до того захватила,
Что я не прочла её, а проглотила.

На золото падких, на золото падких
Сегодня трясет в золотой лихорадке.
Льнет золото к пальцам и липнет к плечу:
Такое богатство — бери, не хочу.
И что ни мгновение — благодеянье.
И в пышное ты облачен одеянье.
Ты кесарь сегодня, вчерашний босяк.
Покуда поток золотой не иссяк,
Покуда не пущены по ветру слитки,
Не сгнили твои драгоценные нитки,
Не выцвел роскошный ковер под пятой,
Ты кесарь. И славен твой век золотой.

Но есть один на свете друг,

Который не опустит рук,

Который в страшный миг крушенья

К тебе придёт без приглашенья.

Придёт бесшумно, налегке

И, притулившись в уголке,

Тебя часами будет слушать,
… показать весь текст …

Что со мною? Я болею,
Я никак не одолею
Ненавидимое мною
Притяжение земное.
Сверху мир такой небесный
Невесомый, бестелесный,
И просторный, и летучий,
Я стою внизу под тучей,
Провожаю взглядом стаю,
Не парю и не летаю.

О, Господи, опять спешу и обольщаюсь

В короткий зимний день никак не умещаюсь,

И забегаю в те грядущие мгновенья,

Где ни души пока, ни ветра дуновенья,

Ни звука, ни звезды, ни утра полыханья,

Но где уже тепло от моего дыханья.

А чем здесь платят за постой,
За небосвода цвет густой,
За этот свет, за этот воздух,
И за ночное небо в звёздах?

Всё даром, — говорят в ответ, —
Здесь даром всё: и тьма, и свет.
А впрочем, — говорят устало, —
Что ни отдай, всё будет мало.

Хорошо покатались на шарике этом.
И ещё покатаемся нынешним летом
На зелёном, на жёлтом, на белом — на пёстром…
Лишь бы кто не проткнул его чем-нибудь острым,
Лишь бы кто не дохнул на него ядовито,
Лишь бы вдруг не исчезла на шарике vita,
«Да уймись, — говорят, — светит солнышко дивно,
Что ты всё о дурном? Даже слушать противно».

Мансарду снять на левом берегу.
Какой реки? Ну как? Конечно, Сены.
Нет-нет, не говорите мне про цены.
Я всё в мечтаньях оплатить могу:
Мансарду, кофе в маленьком бистро
В богемном и пленительном квартале.
Мне просто, к сожалению, не дали
Ни времени, ни шанса жить пестро,
Рассеянно и праздно, и легко.
Нет-нет, не надо вашей жёсткой яви.
Хотя бы в грёзах я, наверно, вправе
Сидеть в кафе, пригубливать Клико.

Я о страшном и знать не хочу.
Сил не стало, — уж вы извините, —
На подробности с места событий.
Я ведь тоже тем рейсом лечу
В самолёте, что должен упасть
И пропасть где-то в тёмных глубинах.
Я ведь тоже боюсь, что в любимых
Может некий безумец попасть.
Я ведь тоже ночами бегу
От какой-то ковровой бомбёжки
И младенцу в кровавой одёжке
Почему-то помочь не могу.

Сияют окна в темноте
И это значит —- всё в порядке,
И мировые непорядки
Ещё не страшные, не те,
Что могут взять и отменить
И свет в окне, и в доме кошку,
И звёзд весёлую окрошку,
И жизни тоненькую нить.

Безумец, что затеял?!
Затеял жить на свете.
И кто тебе навеял
Блажные мысли эти?
Затея невозможна.
Почти невыполнима.
Любая веха ложна,
Любая данность мнима.
Скажи, тебе ли впору
Раздуть под ливнем пламень,
И на крутую гору
Вкатить Сизифов камень,
Того, кто всех дороже,
Оплакивать на тризне?
… показать весь текст …

Попробуй всё это покинь,
Когда такая сверху синь,
Когда такой стоит галдёжь,
Коль утром по лесу идёшь,
Когда такой накал страстей
Средь птиц небесных всех мастей,
Что сразу ясно: все под ним,
Под небом заняты одним —
Устройством гнёздышка, жильём.
О нет, не дамся я живьём,
И не покину этот свет
В ближайшие сто тысяч лет.

Я малолетка. Я в Клину.
Я у Чайковского в плену.
Я тереблю промокший, мятый
Платочек. Плачу я над Пятой
Симфонией. Пластинку нам
Поставили. За дверью гам.
В музее людно. День воскресный.
А музыка с горы отвесной
Столкнула, снова вознесла.
Я плакала. Душа росла.

***
Идёт безумное кино
И не кончается оно.
Творится бред многосерийный.
Откройте выход аварийный.
Хочу на воздух, чтоб вовне
С тишайшим снегом наравне
И с небесами, и с ветрами
Быть непричастной к этой драме,
Где всё смешалось, хоть кричи,
Бок о бок жертвы, палачи
Лежат в одной и той же яме
И кое-как, и штабелями.
И слышу окрик: «Ваш черёд.
… показать весь текст …

А я уже раз двести там была,
Куда меня любовь моя вела
И память. Ведь они проводниками
В краю потерь работают веками,
В краю утрат и в области потерь.
И потому могу нащупать дверь,
В которую резона нет стучаться.
И потому легко могу встречаться
С тем, кто ушёл и больше не придёт —
Подскажет память и любовь найдёт,
И превратит утраты и убытки
В фонд золотой, в серебряные слитки.

Ничего не выгорит,
не случится чуда.
Выкурят нас, выдворят,
выгонят отсюда.
Выкурят и вытурят,
выдуют и смоют…
К непогоде, видимо,
кости сильно ноют.

И кому в диковинку
старец и калека…
На губах у новеньких
не обсохло млеко.
Чудо обновления
… показать весь текст …

Эти бедные рифмы — стихи да грехи,
Время-стремя, и кровь и любовь, —
Про такие не скажешь, что очень плохи,
Просто ими напишет любой, —

Кто не носится ночью бессонной совой,
А скребется в бессмертье, как мышь…
Только бедные рифмы — ведут за собой
Под уздцы непослушную мысль.

…Непокорную гриву — косой заплети,
Укроти, усмири и погладь.
А без рифмы у мысли не будет пути…
— Исполать же тебе, исполать!

Ты говоришь — здесь ад кромешный?

Не делай вывод столь поспешный,

Дождись ещё одной зари,

Ну, а потом уж говори.

А вдруг она все муки эти

Совсем в другом представит свете,

А вдруг в предутреннем луче
… показать весь текст …

Как хорошо в летящем этом доме!
Он так летит сквозь время и простор,
Что кажется: оседлость — это вздор,
И много чем мы обладаем, кроме
Оседлости. Да и зачем она,
Когда и счастье и беда — без дна.