Пока не придумал Создатель, чем кончить все это,
Мы будем блуждать в темноте или слепнуть от света,
По струнке ходить иль с пути то и дело сбиваться,
Года торопить, чтобы после по ним убиваться,
Хвалиться обновкой иль думать о перелицовке,
Покуда Творец не найдет подходящей концовки.

Слово — слеза, но без соли и влаги.
Слово — огонь, не спаливший бумаги.
Слово условно, как поза и жест:
Любят и гибнут, не сдвинувшись с мест.

Слово надежды и слово угрозы
Точно скупые античные позы…
Дело зашло за порог болевой.
Вот и свидетельство боли живой:

Десять попарно рифмованных строчек
С нужным количеством пауз и точек.

***
Не пожелав душой кривить
И байки разные травить,
Жизнь без утайки, откровенно
Призналась, что пройдёт мгновенно
И надо каждый миг ловить,
Всё постигая на лету.
Призналась мне начистоту,
Открыто и чистосердечно,
Что мимолётна, скоротечна,
Как куст сиреневый в цвету.

День так прозрачен. Сквозь него

Видны все дни до одного:

Все те, что будут, те, что были,

И те, что мы почти забыли,

Луч бывший, будущая тень —

Всё видно сквозь прозрачный день.

А знаешь ты, зачем я тут,
Зачем здесь лютики цветут,
Зачем трава меня щекочет,
Зачем кузнечик так стрекочет,
Зачем шиповник заалел,
Зачем так дождик звонко пел,
Зачем в глаза мне солнце било?
Затем, чтоб я тебя любила.

Бог знает где, Бог знает как,
Лишь Бог и знает. Как чудесно,
Что нам всё это неизвестно,
И стоит только сделать шаг,
Как вдруг — возможность велика —
Несчастье счастьем обернётся,
И всё, что рушилось, взметнётся
Стремительно под облака…

Господи Боже мой, лёгким касанием
Тронув листочек с земным расписанием,
Ты устаревшее всё исчеркал,
И по-весеннему день засверкал,
Занятый прежде одним угасанием.
Господи Боже мой, на два часа
Дольше сияют теперь небеса,
И превратило такое свечение
Жизни обычной простое течение
В белую магию и чудеса.

Спасибо тебе, что ты нас посетило,
И нас обласкало, и нам посветило.
Я тоже, о лето, тебе посвящу
Сто тысяч стихов, коль слова отыщу.

О как ты сечёшь и в любви и в надежде,
И в зыбкости их, и в нарядной одежде.
О как же мне жаль, что уходишь уже.
Я жду тебя здесь через год, е.б.ж.
2011

Но я найду, ей-богу, я найду —
Ни в этом, значит, в будущем году —
Другой финал, другой аккорд финальный,
По-новому звучащий, не банальный,
Найду какой-то новый поворот,
Не характерный для земных широт,
Где слишком грустный опыт нами нажит.
Авось, меня Всевышний не накажет,
Что я подобным делом занялась
И даже поправлять Его взялась.

Мир — не кроссворд, не пазл, не шарада.
Он без затей, чему я очень рада.
И у него от нас секретов нет.
И, что ни день, он проливает свет.
Он проливает свет на то, на это,
Темня про то, откуда столько света.

Прости меня, что тает лёд.
Прости меня, что солнце льёт
На землю вешний свет, что птица
Поёт. Прости, что время длится,
Что смех звучит, что вьётся след
На той земле, где больше нет
Тебя. Что в середине мая
Все зацветёт. Прости, родная.

Прошитый снежными стежками
Мир мерить лёгкими шажками:
Топ-топ, хруст-хруст топ-топ, хруст-хруст,
И чтоб слетало с Божьих уст
Словцо, что невесомей пуха,
И моего касалось уха.

Шуршат осенние дожди,
Целуя в темя.
Ещё немного подожди,
Коль терпит время.
Ещё немного поброди
Под серой тучей,
А вдруг и правда впереди
Счастливый случай,
И всё текущее не в счёт —
Сплошные нети.
А вдруг и не жила ты
Ещё на белом свете,
Ещё и музыка твоя не зазвучала…
Надежду робкую тая,
… показать весь текст …

А если бы Господь наш был философ,
Я б задала ему мильон вопросов.
Но он ведь не философ. Он — поэт,
Когда-то срифмовавший тьму и свет.
И, как нас эта рифма не тревожит,
Он объяснить стихов своих не может.

А жизнь — она одна не справится.
И, если жить нам всё же нравится,
То мы должны ей помогать,
Должны все силы прилагать
К тому, чтоб травы были росными,
А времена чтоб были сносными.
Нам надо сильно приналечь,
Чтоб ей приятно было течь

И как писать на злобу дня,
Коль занесла судьба меня
Туда, где ни малейшей злобы —
Лишь милосердье высшей пробы,
Лишь милосердье и добро,
Лишь золото и серебро,
Густые утренние росы
И в желтых лютиках откосы…
В такие веси занесла,
Где я живу, не помня зла.

Я тяжко живу, но легко сочиняю,
И слово одно на другое меняю,
И не потрясая серьёзных основ,
Слежу за порядком роящихся слов.

Хоть мир диковат, и удел мой не сладок,
В тетрадке моей идеальный порядок,
И мнится, что если его поддержать,
То можно серьёзных проблем избежать.

Люблю начало речи плавной,
Причуды буквицы заглавной,
С которой начинают сказ:
«Вот жили-были как-то раз…»

Гляжу на букву прописную,
Похожую на глушь лесную:
Она крупна и зелена,
Чудным зверьем населена.

«Вот жили-были…» Запятая,
И снова медленно читаю:
«Вот жили…» И на слово «Вот»
Опять гляжу, разинув рот.

Все поправимо, поправимо.
И то, что нынче горше дыма,
Над чем сегодня слезы льем,
Окажется прошедшим днем,
Полузабытым и туманным
И даже, может быть, желанным.
И будет вспоминаться нам
Лишь белизна оконных рам
И то, как в сад окно раскрыто,
Как дождь стучит о дно корыта,
Как со скатерки лучик ломкий
Сползает, мешкая на кромке.

Во всех ситуациях — только слова
Все те же да те же…
Не стоит сдаваться, хотя голова
Здорова все реже,
И худо снаружи, и худо внутри,
Внутри и снаружи…
Вьетнамским бальзамом затылок натри,
Чтоб не было хуже.
Все канет со временем. Помни одно:
И хуже бывает.
Но время, которое лечит, оно,
Увы, убивает.