Есть годы, когда время воспаляется
страстями мятежей и революций,
и только мудрецы живут, как яйца:
присутствуют, но глубже не суются.

Лучше нет на свете дела,

чем плодить живую плоть;

наше дело — сделать тело,

а душой — снабдит Господь.

Намного проще делается всё,
Когда пуста бутылка на столе;
Истории шальное колесо
Не пьяный ли катает по земле?

Мы все умрём. Надежды нет.
Но смерть потом прольёт публично
На нашу жизнь обратный свет,
И большинство умрёт вторично.

Для тяжкой тьмы судьбы грядущей
лепя достойную натуру,
Творец в раствор души растущей
кладёт стальную арматуру.

***
Судьба, фортуна, фатум, рок —
не знаю, кто над нами властен,
а равнодушный к людям Бог
осведомлён и безучастен.

Обожая талант свой и сложность,
Так томится он жаждой дерзнуть,
Что обидна ему невозможность
Самому себе жопу лизнуть.

Я думал всегда, что соблазны,
которые всем нам являются,
хоть как-то годам сообразны,
но бесы, увы, не меняются.

Если б еще бабы не рожали —
Полный наступил бы перекур:
Так уже бедняжки возмужали,
Что под юбку лезут к мужику

Нет сильнее терзающей горести,
Жарче муки и боли острей,
Чем огонь угрызения совести;
И ничто не проходит быстрей.

Довольно тускло мы живем,
коль ищем радости в метании
от одиночества вдвоем
до одиночества в компании.

И снова утро. Злой и заспанный,
я кофе нехотя лакаю,
заботы взваливаю за спину
и жить покорно привыкаю.

— Нет, мы живем не зря. Мы так затем живем, чтоб наши дети поняли, что им так жить нельзя!

Никого научить не хочу
Я сухой правоте безразличной,
Ибо собственный разум точу
На хронической глупости личной.

Бьёт полночь, мы давно уже вдвоём
Спит женщина, луною освещаясь…
Спит женщина, в ней семя спит моё,
Уже быть может в сына превращаясь…

Чего ж теперь? Курить я бросил,
Здоровье пить не позволяет,
И вдоль души глухая осень,
Как блядь на пенсии, гуляет.

Порою мы в суждениях жестоки,
но это возрастное, не со зла:
в телах у молодых играют соки,
а в душах стариков шуршит зола.

Еврейство — очень странный организм, питающийся духом ядовитым, еврею даже антисемитизм нужнее, чем еврей — антисемитам.

Увы, чистейшей пробы правда,
поддавшись кличу боевому,
как озверевшая кувалда,
подряд молотит по живому.

Жизни плотоядное соцветие,
Быта повседневная рутина,
Склеив и грехи, и добродетели,
Держит нас, как муху — паутина.

Когда взахлёб, всерьёз, не в шутку
Гремят семейные баталии,
То грустно думать, что рассудку
Тайком диктуют гениталии.