В твоей голове абиссаль. Падение было долгим.
Давление, шум в ушах и острых идей осколочность,
Кружение всех стихий — намеки, слова, предлоги.
А я все хотел туда, где тихо, светло и солнечно.
В твоих рукавах сады заснеженной гиблой кожи,
Жестокие когти ласк следы оставляют рваные,
И каждый замах любви безжалостен и безбожен,
А я так хотел туда, где жизнь не считают ранами.
В квартире твоей тюрьма, забиты давно все окна,
Голодный горячий рот впотьмах беспросветных мечется,
И все в твоем доме — пыль, и все в твоем доме блёкло,
А я так хотел туда, где в небо уходят лестницы.
Ты тянешь меня к себе, навылет в лицо целуешь,
Ревнуешь ко всем, как черт, и бьешь точно в цель, без промаха.
… показать весь текст …

..
К тебе придёт твой лучший день,
Простой, большой, удобный, сытый.
Сотрёт со лба озноб, мигрень,
Подарит жизнь. Взаймы. Со скидкой.
Уладит быт.
Уложит спать.
Залижет боль.
Заложит меру.
Придёт твой день.
Примерно в пять
Он постучится в твои двери.
Ты спросишь: кто?
Он скажет: я.
… показать весь текст …

Здесь все звенящее, точеное —
Мы и темнеем, и горим.
И ночь склонилась над свечою,
И свет со тьмою говорит.
Ночь — та девица хоть куда
Вот в этом черном звездном платьице,
А у свечи огонь кудлат
И до смешного тонки пальцы.
Ночь — по плечо небесный ход,
Намного большее горение,
Да вот заслушалась стихов,
Да вот забылась говорением.
Дрожит как будто по углам,
Углями глаз зовет и требует,
… показать весь текст …

Ты открываешь глаза. Первое, что в них попадает —
это осколок льда с грязью из-под колес.
Хочешь подняться к небу, но сверху сыплется гравий.
Значит, еще слишком рано,
значит, еще не дорос.
В глаза попадают стекла, в глаза попадают блеклые
витрины в торговых центрах с пустеющими людьми.
Ты хочешь немедленно сдаться, сроднить себя с их потоками,
но что-то пока мешает,
а значит — еще живи.
В глаза попадает мусорность и мелочность большого города,
чужбинность широких улиц, где вроде бы все свои.
Но кто тебя будет слушать? Ты выглядишь слишком молодо.
А значит, пока ни слова,
… показать весь текст …

Приговор

Приговором нам станет любовь.
Но сперва мы надышимся ядом,
Совершим очень много грехов,
Насладимся красивым распадом.
Разменяем себя на пустяк,
Перессоримся глупо с родными,
Будем жить без причин, второпях,
И делить свои ночи с чужими.
Простужаться под ржавым дождем
И красиво описывать осень
Между кухонькой и октябрем,
Выбирая из неба всю проседь.
… показать весь текст …

Сердце болит? Ничего, потерпи.
Только пиши. Слышишь? Только пиши.
Бей в бубен неба, срывайся с цепи,
Пусть словоточит изнанка души.
Только не спейся, не спойся до лжи.
Вслушайся. Кажется, здесь кто-то дышит,
Кто-то остался и все еще жив,
Кто-то нечаянный, кто-то не лишний.
Значит ищи. Не даются слова?
Рифмы скрипят и ссыпаются в мусор?
Сердце болит? Каждый слог узловат?
Это пройдет. Это только искусство
Быть побратимом горящей свече,
Реанимировать склочное время,
… показать весь текст …

Как быстро все становится прошедшим:
касанье пальцев и цветы акаций,
на кончике пера июльский дождь,
и завтра будет только вспоминаться
все то, чего сегодня ты так ждешь,
как быстро все становится прошедшим!

Как быстро все становится прошедшим:
коль жизнь театр — то потеки грима,
уставших зрителей уснувшее чутье,
и даже боль тем легче одолима,
чем скоротечней будущность ее,
как быстро все становится прошедшим!
… показать весь текст …

У меня завелся карманный ангел.
Почти как настоящий, светлый, с крыльями, только очень очень маленький. И живет он в моем кармане.
Он бывает капризен, садится мне на плечо и звенит тонким голоском на странном, неизвестном мне языке. Тогда я кормлю его золотистым пшеном и кусочками сахара, и он успокаивается, прячется обратно в карман и тихонько сопит.
А мне становится тепло. Даже если зима, и снег мешается с ветром, острыми осколками царапая лицо, но в этот момент мне становится очень тепло. И я…
… показать весь текст …

Я тебя — очень.
Такой вот сонной по вечерам,
такой вот сложной — словно язык, мне неизвестный.
Я тебя — сильно.
И если завтра мне умирать,
то только свистни — и я вернусь к тебе, я воскресну.
Я стану лесом, в котором ты проложила путь,
Я стану местом, где ты садишься и смотришь в тучи.
И если завтра приют мой тихий вдруг станет пуст,
я буду рядом — запомни это на всякий случай.
Я тебя — крайне.
Вот в этом синем твоем пальто,
вот с этим взглядом — печальным, строгим, как на иконах.
И если завтра из жизни вырвется в воздух стон,
… показать весь текст …

Черный чай, чабрец, голубой восход —
Акварель пространства легла на холст
Моих синих глаз.

За окном дождит,
И такая нежность, что больно жить.

Где-то там, сбивая росинки вод,
По земле художник ее идет.

Чай зеленый. Жасмин.
Как палитра дней,
Отчего же мне с каждым днем грустней?
… показать весь текст …

Я притворяюсь, что меня не существует,
Что только снег за окнами лежит,
И птицы вьют гнездо во мне, как в туях,
Не чуя тоненькими лапками души,
Тепла не чуя — так свободней крыльям,
Так больше ветер, шире небосвод.
И белый пух ложится на затылок,
И птичий крик ложится на живот.
Не существует.
Ни тоски, ни боли,
Ни тихой просьбы о земной любви:
И вспоминать ушедшее не стоит,
И ничего у Бога не просить.
Я притворяюсь, что меня не существует
… показать весь текст …

Она

Боль — лучшая любовница. Она тихо входит в твой дом, даже тенью не задевая твоих смешных и упрямых истин. Она молчалива, но в молчании своем она рассказывает много больше, чем те слова, что ты слышал раньше. Едва заметным силуэтом она листает твои книги, осторожно касается тонкими пальцами струн твоей души. И ты — звучишь. И она вместе с тобою, в едином порыве, всегда в унисон. Она только твоя. Боль верна. Она не уйдет к другим, она будет прятать от них свое лицо за ширмой фальшивых улыбок…
… показать весь текст …

Осенью промозгло и сыро. Поэты пишут о золотой красавице, этакой слезливой рыжей лисице с алыми губами кленовых листьев и глубокими серыми глазами небес. Я плохой поэт, я вижу другое: когда начинаются дожди, наш мир просто ржавеет. Он скрипит старой пустой коляской, младенец из которой не повзрослел, а выпал на землю, в грязные лужи, покрытые бензиновой радугой. Закричал, захлебнулся, затих. И мы, животные, пьющие из этих луж, теперь носим его в себе. Он ворочается в груди, жаждет снова ожить и стать целым, он по-детски капризен, он плачет невпопад, смеется глупостям и ржавеет осенью. Но все же осень — это лишь двадцать недель до весны.

Как глубоко ты видишь душу,
Скажи тогда, что видишь в ней?
Я храмы возводил и рушил,
Я выпил тысячи морей
И был бессмертен той крупицей,
Какую Бог вложил в людей.
Ты так легко читаешь в лицах,
Скажи, что видишь ты во мне?
Не видишь ли, как ты стояла
В снегах, в цветах, в моей любви,
Как ты сияла в темных залах,
Как я в стихах тебя воздвиг?
И был готов — на смерть и муки,
Когда в томительной тоске
… показать весь текст …

Как только завершалось солнце —
В окошке прорезался свет,
И ждал, и грел всех незнакомцев,
Плывущих через млечный снег.
В твоем окошке, приоткрытом
Для песен и голодных птиц.
А ты стоял на фоне быта
И улыбался из ресниц.
Берег, как мог, идущих мимо,
Их светлую земную грусть,
Их смех, почти неуловимый,
Учил сердца их — наизусть.
Пытался петь — почти не слышно,
Почти шептать — для них, для них.
… показать весь текст …

Не спрашивай, как тебе называть меня. Имя лишь случайный штрих, привычная пустота звуков на красивых губах. Не спрашивай, как тебе называть меня, придумай мне имя. Смешай случайный блеск глаз с падающим за окном снегом, добавь поющее тепло между нами и мягкость первых слов. Наложи оттенки собственных мыслей, раскрась огромным размахом чувств, таким свойственным тебе. Придумай мне имя, которое для тебя будет значить что-то большее, чем условность пропечатанных в паспорте букв. Которое будет значить что-то только для тебя. Придумай мне имя, в котором только ты увидишь мой усталый взгляд сквозь дым сигареты, наши улыбки на расстоянии одного выдоха, первый, еще неуверенный поцелуй, соприкосновение душ в череде холодных дней. В котором ты прочтешь историю одной жизни, такой, какой ты видишь ее. Придумай мне имя, только ты, и оно станет по-настоящему, всерьез, до надрыва глупого сердца, до легкой дрожи касающихся твоей кожи пальцев — моим.

Ты пытаешься читать облака,
как непостижимые слова Бога на синем картоне,
и бесформенный ветер в язык облекая,
ты закидываешь голову вверх.
Молча смотришь.
Тонешь.
Ты пытаешься читать облака,
потому что человек что-то большее, чем простуда и книги,
чем желание пристани, свойственное морякам,
чем слепая бездумная трактовка мировых религий.
Ты пытаешься читать облака,
потому что тебе жарко и душно, тебе нужно расти — но к какому свету?
Даже если солнце и женщина тебя обласкали,
в человеке есть что-то еще, принуждающее к движению всю планету.
… показать весь текст …

На площади любви и осмеяний
Она стоит, отжившая до дыр,
И руки износившиеся тянет
К горячему лицу своей звезды.
Замерзла, милая?
Ну что тебе до солнца,
Оно обманет или опалит,
А ты…
В тебе в тот миг все задохнется,
В тот миг в тебе весь мир переболит.
Сложи ладони.
Лучше бы молиться,
И Бог подаст, и кто-нибудь еще
Согреет твое сердце, сердце птицы,
… показать весь текст …

Еще раз здравствуй.
Снова мы.
Все те же ночь, стихи, кровать.
я снова небо для тебя,
и ты в нем — птичья стая.
Мы, видимо, обречены везде друг друга узнавать,
и некая фатальность встреч все зримей проступает.
Ты можешь выбросить ноутбук,
разбить о стену телефон,
но эта ссылка — прямо в грудь, в которой мое имя.
Я ненавижу каждый стон,
я утомлен и угнетен,
но не умею, как всегда, сравнить тебя с другими.
Любой побег не стоит свеч,
… показать весь текст …

Так люби — чтобы по имени до окрика,
чтобы спазмом отдавалось по груди,
чтобы родинка ее — ты слышишь, родинка!
стала целою вселенной — так люби!
Так люби — чтобы в карманы руки зябкие
и дрожат, и жаждут — грубые на вид,
чтобы мир дарить не горстью, а охапкою,
чтобы все дарить до крошки — так люби!
Так люби — чтобы прижаться к теплой курточке
и себя прикосновением сгубить
этим искренним, болезненным, измученным
и счастливым до восторга — так люби!
Так люби — чтобы не выспавшись до зарева
озорных рассветных глаз ее теплеть,
… показать весь текст …