Не потому, что я плох или скучен,
Не потому, что в лице проплывают тучи,
Закрывая солнце до каждого лучика,
Не потому, что поэзия мучает,

Просто некому меня любить.

То есть, во всем мире до самых его глубин
Не рожден человек, которому это нужно.

Я сижу в комнате, маленький и простуженный
И решаю сам придумать себе человека,
Выплетая его из чаинок и вербных веток.
… показать весь текст …

А все в итоге просто, дурак это не диагноз, это сторонняя оценка, напрямую связанная с личным списком ценностей, который есть у каждого человека. Дураки начинаются там, где заканчиваются взаимопонимание и попытки посмотреть на мир чужими глазами, принять людей такими, какие они есть. А решать чьи ценности самые правильные — последнее дело. У каждого свой мир, они не похожи друг на друга и это уже само по себе правильно…

Ты танцевала внутри своей души. Распахнув сердце, ты танцевала босыми ножками на ледяной траве. В мире темнело и становилось холоднее. Мир тянул к тебе бесконечные липкие и тяжелые руки. Мир дышал на тебя ложью, бедами, одиночеством, болью и усталостью. Кто-то шипел, кто-то молчал, кто-то беспощадно комкал и выбрасывал в мусор твою надежду, кто-то саркастически смеялся в твою слабость. А ты танцевала, кружилась, еще улыбалась, а потом вскинула руки и… Задохнулась. И упала. Тенью, снегом упала на…
… показать весь текст …

Я спросил у нее: Где граница зимы? Расскажи мне,
Расскажи, покажи тот момент, где рождается снег.
Где метель обнажает родную страну до чужбины,
Где течет горький иней из чьих-то сиреневых век.

Посмотрела печально и мимо, укутала плечи:
Там, где птицы молчат. Там, где больше не слышен их крик,
Где назначена многим из нас нелюбовь и невстреча,
Где баюкает мертвое сердце угрюмый старик.
Где стеклянное небо скрипит и вот-вот разобьется,
Где бездомные, Богом забытые, гибнут на вес,
Десять там, двадцать здесь… А за ними бредут стихотворцы,
Собирая еду для голодных поэмок и пьес.
Там, где руки, холодные руки блуждают по коже,
… показать весь текст …

Столько звуков вокруг, но царит тишина
В моих штопанных дымом губах.
Ты сегодня скучна и особо нужна.
Ты уходишь. Прощание. Шах.
Мне остаться опять в этой тусклости лиц,
В этих слаженных до-ре-ми-си,
В этом гомоне птиц, в этом счете границ,
В этой осени, в осях осин.
Тишина, тишина, только до-ре-ми-ля
Наших песен бежит по молве.
Я теряю себя, я теряю себя
В этой теплой и мертвой листве.
Мир растет посекундно, мир строит дома,
Мир становится прочен и зрим,
… показать весь текст …

Раньше Бог был много строже.
Пахли рожью
Дом и тело,
Руки — точно бы из глины
Созидали нас умело:
Мяли, гнули, выбивали
Желтой пылью лень и похоть.
И краснели заготовки,
Кровью жизни в землю охая.
Ивы били, кости пели,
Человек дышал надрывно,
Поднимал песчаной глыбой
Плечи хижин над приливом.
Волны грызли, чайки дрались,
… показать весь текст …

Мы все становимся писанием:
По дням недели, по делам,
По шуму лиственной Осанны
На кромке дедова села.
Мы вечно подтверждаем правила
Добра и зла, голодных зим
И облаков, что так же плавают,
Как плыли в Иерусалим
И замирали над Голгофой
Две тысячи тому назад…
Мы все написаны — как строфы
В которых рай,
В которых ад.
Мы все немножечко оракулы,
… показать весь текст …

Я знаю человека, невероятно непонимающего меня. Разбирающего мои стихи на куцые обрубки слов, разрезающего мою душу на ремни условностей. Умеющего восхитительно нагло развернутся и уйти на полуслове, полувзгляде, полувыдохе. Среди восторженно-влюбленных, единственный скептически-насмешливый взгляд принадлежит ему. Он играет, раздвигая руками мою грудь и ища изьяны сердца. Он дивно влюблен в себя. Он легко забывает свои обещания и смеется над тем, что мне дорого. Он часто, не задумываясь, не осоз…
… показать весь текст …

Каждый поцелуй, каждая ласка — первые и последние. Неповторимые мгновения нас самих.

Гуляя по лабиринтам души, заглядывая в глаза минотавру разума, поджигая в руках время, эту ненадежную нить Ариадны, я бережно собираю плоды своей жизни в плетенную корзину слов. Но я не луч света в темном царстве одиночества, я не мудрец и не философ, я не поэт смутных времен скуки и сытости. Все уже давно сказано до меня. И пусть в слепом мире, населенном беспомощными испуганными зверятами, называющими себя людьми, даже банальные истины порой могут оказаться невероятным открытием, все же нести…
… показать весь текст …

Один скажет: то, что ты написал, плохо!
Другой скажет: это я так, балуюсь, на самом деле я не умею…

А я скажу: люби то, что создаешь. Люби свои стихи, свои рисунки, свое творчество и свои идеи. Потому что если даже ты, автор, говоришь, что не любишь творение свое, то кто полюбит его вместо тебя? Уважая любое мнение, умей стоять на своем, потому что глины, из которой могут лепить дворцы и свалки любые руки — хватает и так. Но вместе с этим — не убивай стремления к лучшему, безжалостно меняя себя, даже если твое «лучшее» завтра окажется тем, от чего ты ушел вчера. Смотри одинаково спокойно и на лавровый венец, и на отравленный кинжал в спину, потому что сегодня ты — на сцене, и зрительный зал будет покорно смеяться, плакать и молчать по неумолимому приказу глаз. И только равнодушие может стать тем единственным укором, под молчание которого душа покидает сцену, бросая слабые крылья на теплый деревянный настил, который еще мгновение назад принадлежал ей.

Не зря, не зря мы пели в это время,
Где люди,
пуповиной в монитор
Врастая,
Выдыхают только темень,
И каждый полусчастлив-полумертв.
Не зря.
В заплесневелое пространство
Скули, кричи, бей словом по щекам,
Сходи с ума, безумствуй и бунтарствуй.
И всех люби.
И каждого прощай.
А если снег,
Лежалый снег наступит,
… показать весь текст …

У меня есть пальто. Старенькое, ношеное, край кармана отошел и болтается на ниточках, а подол так пропитался осенними дождями, брызгами весенней грязи и летней пылью, что стал тяжелым и плотным. Но мне в нем уютно. А бывает, идешь по улице, разрезаешь траекторией собственного тела взметнувшийся к небу ветер, кутаешься в это пальто, и понимаешь, что не существует других стен, кроме этой тряпицы, лежащей на плечах.

А еще у меня была девушка. Я расстегивал все пуговицы, она прижималась к моей груди, и я говорил: «Давай жить в пальто. Давай греть друг друга словами. Почему словами? Потому что слова — это не больше, чем наше дыхание. А в нашем дыхании чуть больше, чем в словах.» Так и смеялась она на моей груди. И не нужны мне были иные стены, и не существовало для нас иного приюта. Ведь что такое Любовь? Это наше общее пальто на двоих, под которым тепло, под которым мы дома.

Аль Квотион

Если бы я смотрел на что-нибудь, кроме тебя, я бы нашёл огромный мир, невероятный по своей распахнутой настежь красоте. Но знаешь… Свои звёзды, огонь, листопады, траву, цветы я нахожу в тебе. И в рамках моей смешной простуженной души это несравнимо больше огромного мира, приютившего нас в долгом пути, именуемом жизнью.

Очень много для меня значит летняя мостовая, залитая солнцем, и худенькая женщина, быстрыми шагами спешащая сквозь этот свет. Где начинается любовь? Иногда мне кажется, что она всегда находится в нас, рождается вместе с нами и вместе с нами умирает. Сжатой пружиной спит в груди, а потом вдруг расправляется, еще до того, как ты сам успеваешь понять, что произошло. Только так я могу объяснить то спонтанное желание, заставившее меня подойти к этой женщине. Еще без цели, без каких-либо планов, прост…
… показать весь текст …

Подумать только,

У каждого мертвого звенела мелочь в кармане,
Кто-то кормил птиц,
Кто-то рисовал на асфальте мелом.
У каждого мертвого если не была, то случалась мама.
Находился повод грустить,
Находилось и то, что болело.
Каждому мертвому падало солнце на теплые щеки,
И каждый однажды подумал «как это красиво…».
Любой когда-то чувствовал себя одиноким
И видел звезды,
И видел лесные массивы.
У каждого мертвого зимой замерзали руки,
… показать весь текст …

Знаешь, когда ты спишь, когда уличный свет падает на твое лицо, я рисую тебе глаза. Неумело, инструментами сонного воображения я придумываю их открытыми. Синими, как море, или черными, как кофе, не важно. Важно только одно, чтобы они смотрели на меня. Чтобы я смотрел в них. Потому что я знаю: утром закружится жизнь, замешает нас в тесто суеты, лукаво нашепчет в заблудившуюся душу смешных нелепых дел, ты опять забудешь просто повернутся и посмотреть на меня, а я опять забуду сказать тебе что-то главное, спрятанное глубоко в сердце. Но на следующую ночь я снова не буду спать. Я нарисую тебе глаза. Может быть, однажды чаши весов судьбы перевесят это серое небо, падающее в лужи, эти мчащиеся в никуда автомобили, разбрызгивающие колесами застоявшееся одиночество, а мы замрем в шуме города, возьмемся за руки, просто так, как в далеком детстве, и ты посмотришь на меня нарисованными однажды ночью глазами.

Девочка Герда, ты знаешь, я часто писал,
Складывал слово из льдинок. Но это не вечность.
Это грядущей зимы растворенный крахмал
В лицах людей. Это ветер. Сто двадцать по встречной.
Это закон хрусталя — быть прозрачным до дна.
Это закон пустоты — не отбрасывать тени.
Это взросление сердца, его белизна.
Это умение встать после многих падений.
Девочка Герда, я просто влюблен в этот снег,
Он — панацея от жара в груди, понимаешь?
В ритме работы, рутины, врагов и коллег,
Он, изменяющий мир, обещание мая.
Он — апогей перемен через вещность идей,
Он — откровение неба, дословие, гнозис.
… показать весь текст …

Благодарен чужим.
За любой их кивок,
За бульвары под солнцем, за гомон толпы.
За свободу, какую не свяжет родство,
Не охватит собой поцелуй у губы.
Благодарен чужим за случайности встреч
И за легкость прощаний в любую из зорь.
За тоску, когда встанет над областью смерч,
И чужому отдашь ты последний свой взор.
Благодарен, что чаще молчал телефон —
Не мешал засыпать, не мешал умирать.
Благодарен чужим за акриловый фон
На полотнах судьбы, на картинах вчера.
За сожительство в землях черемух и лип,
… показать весь текст …

Ты уезжаешь. Где-то на границе
Таможенные шумные силки,
Угрюмые безжизненные лица,
И руки так багажно затекли.
Ты уезжаешь. Новые проспекты
Уже рисуют новые пути,
И ты идешь по ним. Безликий некто.
А прошлое в груди твоей хрипит.
Ты видишь остановки без трамваев.
Ты видишь злых, встревоженных людей.
В подъезде, как обычно, выпивают.
В квартире — свалка сломанных вещей.
И тошно, тошно. Воры, грязь, ублюдки.
На паперти тряпичные тела.
… показать весь текст …