Столичен шум и миг сердечен,
неон разлился в ореол,
и тротуаров бурых печень
клюет сиреневый орел.
Как быстро сумерки в апреле,
теряя бархатность и вес,
в обычной луже догорели,
отмежевавшись от небес.
И ветер, в избранности ветхой
с самим собою говоря,
стегает ивовою веткой
косые щеки фонаря.
Я превращаюсь ночью в город,
жестокосерд и темнолиц,
… показать весь текст …

Однажды я расссказал знакомому немцу, имевшему компьютерные дела с банками, что проценты под ссуду во многих российских банках доходят до сорока и больше!
— Сколько процентов? — поразился немец.
— Сорок. Это сколько же, например, Дойче Банк получил бы, если бы я занял у него под такие проценты тысяч сто?
Немецкий мой приятель подумал и ответил:
— Десять лет тюрьмы. Как минимум.

А смеркается быстро — быстрее, чем веко
закрывает глазницу с пытливым зрачком.
По прерывистым струнам дождливого века
пролетающий ангел проводит смычком.

Я люблю эту музыку строгого ливня
и разлившихся луж — местечковых морей,
где купает листва пожелтевшие бивни
и блестят золотые глаза фонарей.

В небольшом городке так спокойно и просто
умирать и рождаться, не чувствуя вех.
Я не верю, что вниз обрываются звезды —
это мы, безымянные, падаем вверх.