Жил я год назад в одном ханойском хостеле. Люди заезжали и съезжали через день, два, а я задержался.
И вот заселились как-то две англичанки, 18 и 19 лет. Первая помельче, вторая покрупнее. В первый же вечер нажрались до потери сознательности и куда-то исчезли.
В первом часу ночи — свет потушен, я в номере один — заявляется та, что побольше, и начинает, подсвечивая себе смартом, копошиться в своём рюкзаке.
Процедура затянулась. Я ей и говорю, дескать, включи свет, выключатель над тобой.
Вот что можно услышать в ответ в таком случае?
Не напрягайтесь, хрен угадаете.
В ответ прозвучало:
— Мне не нужен свет. Я ищу гондон.

Погиб поэт, невольник чести,
Пал, оклеветанный молвой,
Но на его священном месте,
Воспрянув гордой головой,
Возникло сонмище поэтов,
Язык которых — чтоб я сдох —
Куда страшнее пистолета,
Язык которых столь коряв,
Зазубрен, туп и едко ржав…
Чтоб не терпеть от ран и язв,
Уж лучше пуля между глаз.

Я иду по дороге, полной грудью дыша.
Мне дышать хорошо, да и грудь хороша.

Муза очень порою капризна,
Угодить ей совсем нелегко!
Только смотрит она с укоризной,
Как работаю я над строкой.

Помогать не торопится что-то,
Вдохновенье дарить не спешит.
Нелегка у поэта работа,
Но привык я писать от души!

Пел я музе своей серенады,
Заливался пред ней соловьём,
Только это ей вовсе не надо,
И она всё твердит о своём!
… показать весь текст …

Слышишь, бьют поэта
головой об стол,
он посмел с глаголом
срифмовать глагол.