Полосухин с трудом оторвал голову от подушки, посмотрел на часы. Был уже полдень, за окном оживленно шумел трудолюбивый город, население которого давно проснулось и, позавтракав, разошлось по своим рабочим местам. А Полосухин снова валял дурака. Он вздохнул и поплелся в ванную. Посмотрел на себя в зеркало и брезгливо сморщился:
— Ну и рожа!
Да уж: на него уставился небритый тип с одутловатой физиономией и пудовыми мешками под глазами. Он тоже смотрел на Полосухина с отвращением. Полосухин вздохнул и стал с ожесточением елозить зубной щеткой во рту. И вдруг понял, что тот Полосухин, который в зеркале, продолжает смотреть на него с той же брезгливой ухмылкой. Но зубы при этом не чистит.
Полосухин потряс головой, зажмурился, опять открыл глаза. Тот, в зеркале, продолжал его презирать.
— Ч-черт, уже глючить начал, — пробормотал Полосухин, выронив изо рта щетку. Он потянулся трясущейся рукой к зеркалу, ожидая аналогичное движение своего отражения. Тот, в зеркале, молча помотал головой и своей руки к руке Полосухина не протянул.
— Ты кто? — испуганно спросил Полосухин.
— А то не знаешь, — въедливо сказал визави голосом Полосухина. — Совесть твоя!
— А почему я тебя раньше не видел?
— Терпение лопнуло. Погляди, на кого ты стал похож!
Полосухин непроизвольно огладил свою одутловатую колючую физиономию.
— Что, не нравлюсь? — спросило отражение ехидно. — А представь, что скажет Люся, когда увидит такого красавца… Впрочем, не увидит. Она уже давно с другим. Надоел ты ей.
— А ты откуда знаешь?
— Я не только это знаю. Ты когда в последний раз был на работе?
— Ну, неделю назад. Так я же взял без содержания.
— Взял неделю, а пьешь уже три.
— Не может быть! — усомнился Полосухин. — Шеф меня бы уже давно вытащил в контору.
— Он был здесь, — объявила Совесть. - Да только ты у него сначала сто баксов занял, а потом с лестницы спустил. Так что нет у тебя больше работы. Ничего у тебя нет.
— А ты?
— И меня нет!
Изображение сделало Полосухину ручкой и медленно растаяло.
— Ах, ты так! — взбесился Полосухин, схватил с полочки флакон одеколона и запустил им в зеркало. Оно треснуло и верхняя половинка его со звоном осыпалась на кафельный пол. Полосухин еще и злорадно плюнул в оставшуюся часть зеркала, повернулся и сделал шаг к выходу. И в следующий момент вылетел из ванной как пробка. Потому что ему кто-то дал здоровенного пинка. Оставшегося осколка стекла как раз хватало, чтобы из него протиснулась чья-то нога с этим самым пинком.
— Это что же, выходит, что моя совесть, то есть я сам себе, дала… дал пинка? — горестно бормотал Полосухин, сидя на полу и поглаживая ушибленную часть своего непутевого организма. — А что может быть дальше? Все, завязываю с таким образом жизни!
И ведь завязал! А вскоре Полосухин снова стал отражаться в зеркале. Это к нему вернулась его совесть…