Всяк, кто служил в стройбате, да и вообще просто служил, знает, что такое дембельский аккорд. А кто не знает, поясню. Чтобы тебя вовремя дембельнули, и ты как можно скорее смог оказаться на гражданке и увидеться со своей девчонкой, родными, командование части поручает тебе и еще группе таких же, как ты, уже дослуживающих свое солдат, очень срочную и ответственную работу. Которую при обычных обстоятельствах они бы делали, допустим, два месяца, а тут из кожи вылезут, но выкатят задание, как пасхальное яичко ко Христовому дню, за две-три недели. Это и есть дембельский аккорд.
Вот так еще в 70-х годах прошлого века нашему отделению, сплошь дембельскому, поручили построить септик для авиационного городка в Петровске. Я в этой бригаде «Ух!» был сварным, и физически тяжелой работы у меня было поменьше, чем у бетонщиков.
Тем приходилось и опалубку сколачивать, и заливать жидким бетоном сваренный мною арматурный каркас этого весьма важного для осуществления жизнедеятельности военных летчиков и членов их семей канализационного сооружения.
Но я, если у меня не было сварных работ, никогда не сидел без дела, а честно помогал пацанам во всех их делах. Так что очень скоро из котлована выросло круглое бетонное сооружение диметром метров в десять. Но это было полдела. Всю наружную поверхность септика необходимо было еще и пробитумить.
Работа эта была мерзкая и нудная. В специальном чане, согреваемом на разведенном под ним огне, куски битума расплавлялись до жидкого состояния, и пока он не остыл, парни набирали его в ведра, спускались с ними в котлован, и, макая в ведра «мазилками» на длинных шестах, размазывали битум по окружности бетонной стены септика.
Дело продвигалось очень медленно, так как битум быстро застывал на «мазилках», приходилось без конца сдирать с шестов просмоленные тряпки и менять их на новые. Я в это время сидел наверху — одновременно шел монтаж перекрытия, где было много сварки, и в минуты перекура с большим сочувствием наблюдал, как внизу, у подножия сооружения, страшно матерясь, корячатся мои перепачканные битумом сослуживцы.
И тут меня, что называется, осенило. А что, если попробовать поливать эту бетонную херню битумом под давлением? Компрессор у нас был, оставалось продумать, какой такой агрегат соорудить, чтобы реализовать эту задумку.
Я рассеяно курил и глядел сверху на чан с булькающим в нем черным адским варевом. И тут меня осенило повторно. Надо просто взять метровый обрезок толстостенной трубы большого диаметра, приварить к нему дно, а ближе к дну вварить патрубок, на который надеть гибкий шланг.
Верх тоже заварить наглухо, но вырезать потом в этой заглушке отверстие, в которое можно бросать куски битума, а отверстие будет герметично закрываться крышкой, насаженной на четыре вваренных болта. Вверху также вваривается патрубок, в который и будет нагнетаться по шлангу сжатый воздух из работающего компрессора. Вся эта беда стоит на четырех металлических ножках над костром.
Надеюсь, понятно объяснил?
— Ну, проще же пареной репы! — вдалбливал я свою идею нашему мастеру участка младшему сержанту Петренко, такому же дембелю, как я. — Накидаем внутрь колотого битума, раскочегарим огонь под днищем, и как только битум начнет плавиться, затянем крышку на болты и начнем потихоньку нагнетать воздух из компрессора. И битум под давлением попрет по шлангу струей, вот увидишь!
— А ты уже такое делал? — с сомнением чесал репу под натянутой на уши пилоткой мастер младший сержант Петренко. Ему и самому страсть хочется как можно быстрей разделаться с этим вонючим дембельским аккордом и свалить домой к себе в Луганщину, и в то же время он боится, как бы чего не вышло.
— Не делал, но видел, в Нижнем Тагиле, — вдохновенно вру я. В Нижнем Тагиле всегда много чего интересного происходило.
— А, валяй, вари свой агрегат! — машет рукой Петренко, и переходит на другую сторону септика — посмотреть, как там идут дела.
Два дня я возился с этим агрегатом — получилось нечто похожее на самогонный аппарат и титан одновременно емкостью литров на сто-сто пятьдесят. И вот настал ответственный момент. С утра я и помогающий мне рядовой Витька Тарбазан забили наш битумоплав сырьем под самую завязку, раскочегарили под его днищем костерок из дров и брикетов торфа (казармы у нас обогревались печами именно на этом топливе).
И когда битум начал побулькивать и пузыриться в стальной емкости, мы быстренько затянули крышку гайками и дали отмашку компрессорщику Ивану Гоппе. Тот запустил машину и боязливо помаргивая, потихоньку стад прибавлять давление. А в это время один из солдат, уже не помню кто, стал на краю котлована, нацелившись шлангом на стену септика.
Компрессор уже ревел и задыхался, а из шланга все еще ничего не шло. И когда мастер Петренко уже начал орать, чтобы Гоппе заглушил машину, иначе рванет «к такой-то матери», из шланга наконец вырвалась маслянистая струя и нарисовала на стене септика черное оплывающее полудужие.
— Ура! — заорали мы все хором! — Получилось!
Эта моя «рацуха» сулила нам значительное сокращение сроков выполнения дембельского аккорда. А главное, облегчала работу: оставалось лишь идти следом за поливающим черной струей стену септика, и обыкновенным валиком равномерно раскатывать слой битума.
За два часа работы мы сделали столько, сколько не сделали бы, наверное, за несколько дней. Мы успели дважды заправить и опустошить наш битумовар, а затем, веселые и голодные, пошли на обед.
В столовой пробыли от силы с полчаса, проглотили гороховый суп и гречку с чем-то там, и тут же рванули обратно на площадку — нам не терпелось в этот день сделать как можно больше. А там — кокарда на кокарде! Исчезнувший с площадки сразу после первого успешного опорожнения моего битумовара мастер Петренко, оказывается, проболтался замполиту роты о том, какое под его мудрым руководством было воплощено в жизнь такое ценное рационализаторское предложение.
Замполит сказал об этом командиру роты, тот похвалился перед комбатом, а он, прихватив с собой начальника штаба, приперся с ним на штабном «уазике» к нам на септик.
И вот торчат они рядом с нами — три капитана и сам комбат майор Зайцев, — и всячески поощряют нас к демонстрации чудного битумовара в действии. Это нас несколько нервирует, тем не менее, мы снова сноровисто забили агрегат кусками битума, раскочегарили под ним костерок.
Мастер Петренко сам взял в руки шланг и нацелил его на септик. время от времени подобострастно оглядываясь на отцов-командиров: дескать, щас-щас, а нам корча страшные рожи: ну шо ж вы, ёптыть?
А мы и сам не знаем — «шо?» Уже и битум давно закипел в емкости, и шланг подачи сжатого воздуха напрягся и угрожающе подрагивает на земле, и компрессор воет как заполошный, а с того конца, который держит мастер Петренко, полный ноль.
И тут ка-ак рванет! Мой битумовар, изрыгая из вырванного дна пламя, с ревом устремился в небесную высь, болтая в воздухе вырванным из рук Петренко шлангом (а тот, что шел от компрессора, остался лежать на земле).
Взрывной волной у всех офицеров посрывало фуражки, а сами они упали на землю и закрыли головы руками. Да что с них взять — офицеры-то так себе, нестроевые! Мастер Петренко свалился в котлован, к подножию септика, и карабкался оттуда, цепляясь крючковато растопыренными пальцами за землю, а на лоб ему спадали ставшие какими-то пегими (поседел, что ли?) волосы.
Мы с Тарбазаном застыли столбом, закинув головы в небо и с ужасом наблюдая за полетом битумоплава: тот поднялся сравнительно недалеко — всего метров на двадцать. и теперь, медленно кувыркаясь и дымя, падал прямо на уазик комбата.
Но свалился, слава тебе господи, всего в паре метров от него, в щепки разнеся дощатую будку, в которой я прятал свой сварочный трансформатор, кабели, электроды, робу и пару огнетушителей с доходящей брагой — признаюсь, попивали мы ее иногда, родимую.
Когда из руин моей будки извлекли наделавший столько шуму агрегат и исследовали его и шланги, то стала ясна причина взрыва. Когда мы ушли на обед, то не удосужились вылить остатки битума из выходного шланга и он застыл, перекрыв выход.
Я же, когда мастерил этот агрегат, поленился пройтись по приваренному днищу лишним швом для прочности, и в каком-то месте моя сварка не выдержала напора давления, жидкий раскаленный битум струей ударил в костер, тут же воспламенился и рванул, вознеся битумоплав реактивной силой тяги в небеса.
Что было дальше, спросите вы? Будь мы на гражданке, мастера Петренко и меня просто с треском уволили бы с производства. А здесь — хренушки! Пока не довели аккорд до конца, никого из нашего отделения не отпустили. Но уже строго следили за тем, чтобы мы больше ничего не изобретали. И на дембель мы ушли только в конце ноября, сдав септик. Одно утешает: сдали мы его все же на пару дней раньше, чем планировалось. Битумоплав хоть немного, но все же помог нам!