Что-то пробило написать про свою единственную по жизни Собаку. На фотке — я, 11 лет. Рядом — моя Нора (Норка, если ласково), ей 4 месяца. То есть мы там примерно одного возраста, щенки…

Норку я купил на Чекурильнике за 3 рубля. Тётка хотела 5, утверждая, что это — чистопородная немецкая овчарка самых голубых кровей… У меня было только 3, торговались чуть не до закрытия рынка… Да и не чистопородная она была, конечно. Рыжая, грудь-лапы — белые, а пятак — смешной, розовый. В этот розовый пятак я влюбился с первого взгляда…

Росли вместе, душа в душу. Она, понятно — быстрее, чем я. Сначала я над ней покровительствовал (примерно год), потом — она надо мной (примерно 5 лет). Потом — уравнялись…

О её покровительстве, как это выглядело. Жили мы в небольшом частном домике в Кенгарагсе. А кто знает, в 70-е годы это был самый хулиганистый район Риги. Гуляю я 12−13-летний по району со своей Норкой. Норка — само благодушие, всем «улыбается», пушистый рыжий хвост — колечком. С виду — совершенно «плюшевая», можно погладить, за ушком почесать…

И тут какие-нибудь «суровые пацаны» из подворотни: «Эй, шкет, гони 20 копеек!..» Картина маслом: моя «плюшевая» Норка замирает, напрягается, я вижу, как у неё на загривке поднимается шерсть… И если кто-нибудь из подворотни делает шаг в мою сторону — стремительный прыжок навстречу и такой громкий «клац» стальными зубами перед самым лицом агрессора — так, чтобы тот почувствовал горячее дыхание зверя…

А несмотря на внешнюю «плюшевость», и невысокий рост (для классической овчарки) зверь-то она был — серьёзный. Жилистая, прыгучая, мышцы железные, шея — шире головы (ошейник стягивала лапами при желании). Через полутораметровый забор перелетала, не касаясь. Таких, наверное, в старину охотники брали с собой на медведя.

В общем, после такого «клац» вопрос о 20 копейках становился не актуальным. И ведь — умница! Никогда не кусала «суровых пацанов», понимала, что они — тоже дети, хоть и постарше меня и подурнее… И никто этому её никогда не учил. Сама как-то соображала.

…А потом мы гуляем дальше, Собака — снова «плюшевая», игривая, хвост колечком, всем улыбается… Мячик ещё мы с собой брали — на пустыре в футбол поиграть. Я пинаю, она догоняет, приносит и кладёт под удар. Если поймает на лету в прыжке — радуется страшно. Скачет вокруг меня с мячом в пасти — показывает, какая она молодец!..

КАК МЫ ДРУГ ДРУГА ДРЕССИРОВАЛИ

В тот год, когда появилась Норка, в журнале «Наука и жизнь» начали печатать серию статей по дрессуре собак. Мы этот журнал выписывали. Ну и понятно, я принялся воспитывать юную псину по «науке». И жизни. Ученица попалась сообразительная, к тому же ей занятия понравились. Буквально за неделю мы прошли программу «первого курса» — «стоять», «сидеть», «лежать», «к ноге», «место», «голос», «дай лапу»…

А потом застопорилось… Как только я начинал урок, моя школьница независимо от команды чётко и последовательно выполняла весь известный ей набор: вставала, садилась, ложилась, подходила «к ноге», давала лапу и гавкала. На этом она считала занятие оконченным и тащила свой любимый мяч: Хозяин, а теперь в футбольчик, да? Так дрессировка собаки и окончилась. Зато началась дрессировка меня…

Я был ребёнком, так сказать, «книжным». Как-то школьный физрук Эдуард Сергеевич (как сейчас помню имя гада) при всем классе меня зло высмеял: Алексеев, ты бегаешь, как беременная черепаха, на турнике висишь, как сосиска, мускулатура у тебя — воробьиная… Девочки смеялись… Ой, как меня это заело!

Короче, начал я каждое утро со своей Норкой бегать 1,5 км до пустыря, а там — качать пресс на скамейке, потягиваться на перекладине для выбивания ковров и совершать разные приседания-отжимания. Пока я производил свои экзерсисы, Норка методично обшаривала территорию пустыря, имея целью загнать местных котов на единственное там дерево. Когда все коты были аккуратно рассажены по веткам, у нас начинался футбол. Мрачные коты выступали в качестве болельщиков.

Кстати, свой мячик Норка всегда тащила сама. Один раз она его забыла (заигралась) и вспомнила уже на пол дороги. Раздался крик души, несчастная собака уселась на тротуар с убитым видом — я забы-ы-ыла мячик! Пришлось возвращаться…

Через месяц мне это самоистязание надоело. Ноябрь, холодрыга… Вставать на час раньше, куда-то бежать… Лени-и-иво! Я попытался филонить. Не тут то было! Ровно в 6 утра под окном (а Норка жила во дворе в сарайчике) начинал звенеть «биологический будильник» — такое весёлое «тяв-тяв». Если через пять минут я не выходил, весёлое «тяв-тяв» сменялось на взволнованное «гав-гав». Если я и далее пытался заглушить «будильник», засунув голову под подушку, раздавалось трагическое «вау-у ау-у-у» — что случилось, где ты, Хозяин?!

Ну, кто ж такое выдержит? Приходилось вставать, чертыхаясь натягивать кеды и бежать и в дождь, и в снег — пофиг. Но если случалось, что я заболевал, она всегда чувствовала. И не звала.

…На весеннем зачёте по физкультуре я подтянулся 13 раз, отжался раз 70 и пробежал 3 км вторым (первым пришёл главный спортсмен класса). Физрук охренел и тут же предложил мне записаться в его легкоатлетическую секцию. Я ответил, что занимаюсь с личным тренером по индивидуальной программе. :-)

Поверьте, друзья, с этим «личным тренером» я занимался 11 лет (!), пока не ушёл в армию. Правда, в последние годы мы бежали неторопливо и не всех котов загоняли на дерево. Но футбол был всегда.

И сколько же раз по жизни я поминал добрым словом своего «тренера». В армии, где бегал марш-броски с хорошим запасом «дыхалки». В горах где лазил с двухпудовым рюкзаком, не особо напрягаясь. Занимаясь боксом и зная, что в третьем раунде мой противник устанет, а я только разогреюсь. Да и сейчас, в свои 56 я могу запросто открутить сотню вёрст на велике, а потом ещё раз 5 подтянуться…

Хороший у меня был тренер, повезло…

КАК НАС СТАЛО 11

Где-то на третьем году жизни моя Норка захотела детей. Нет, на прогулках с Хозяином разным «приставалам» она строго показывала зубы — белые крепкие. Но по ночам я слышал во дворе такое тихое нежное призывное «вяк-вяк, вяк-вяк». В нашем районе псы жили в каждом дворе — здоровые, «сурьезные». Как им удавалось слезать с цепи — загадка. Но каждую ночь к моей Норке приходили гости.

Днём я закапывал тоннели под забором, а наутро они появлялись снова. Бывало, идя в школу, я наблюдал удирающую задницу какого-нибудь кудлатого барбоса. Моя Норка, услышав стук двери, сама подгоняла кавалера, кусая на бегу за задние лапы (не сильно). Хитрюга прикидывалась «грозным сторожем», который защищает дом от вторжения.

А после Нового года моя поджарая спортсменка резко стала поперёк себя шире — такой круглый мячик на лапах, мы её называли «бомбоськой». И как сейчас помню: прихожу из школы 23 февраля (мужской праздник), заглядываю в собачий домик и вижу: сидит моя похудевшая «бомбоська», а рядом — подарок — четыре щенка. Четыре! Мы с сестрой поскакали за молоком.

Прилетаем, варим овсянку, несём в сарай кормить «кормящую мамочку»… А там сидит довольная «бомбоська», и рядом — ШЕСТЬ щенят! Мы — к телефону-автомату звонить маме в поликлинику, она у нас — врач… Возвращаемся, а щенят уже — ВОСЕМЬ! Думаете, все? Когда с работы прибежала мама, щенят было ДЕВЯТЬ! Не вру, чтоб мне лопнуть! Один поменьше, поизящнее — девочка. Остальные восемь — мордастые пацаны с толстенными лапами…

Пришёл сосед-собачник поглядеть на чудо. Строго сказал, что столько собака не выкормит никогда, надо оставить троих, а остальных — утопить. В противном случае подохнут все, включая суку…

И вы думаете, мы послушали соседа? Черта с два! Мы устроили семейный марафон по выкармливанию этой стаи. Я стал на районе оптовым покупателем молока, овсянки, гречки, манки и говяжьих костей — носил пудами. В магазине меня пропускали без очереди, знали, куда тороплюсь.

На дворе — морозный февраль. Мы эту кучу живности перетащили в дом — на кухню. Устроили у батареи «собачатник» — я пожертвовал своё любимое ватное одеяло (розовое). И весь наш дом превратился в большой «собачатник»… Писк, возня, тусовка… Их было 9, не считая счастливой мамаши, но казалось, что их — сто. Они были везде, всегда голодные, всегда шумные, всегда позитивные. Они отгрызли все, до чего смогли дотянуться… Разувшись, мы свою обувь ставили на полку для головных уборов, эта привычка сохранялась ещё полгода после…

Особенно трудно было первые две недели. Прикиньте, каждые 2−3 часа днём и ночью варить молочные кашки, разливать по бутылочкам, кормить из сосок эту писклявую банду… Конвейер… До обеда кормит мама (она специально перешла во вторую смену), после — мы с сестрёнкой, прибежав из школы. Ночью — по очереди.

Однажды я заснул во время ночного кормления. Утром мама обнаружила на кухне картину: сплю я на полу (калачиком), рядом моя Норка (калачиком), а на мне с Норкой — ещё 9 маленьких «калачиков». Вокруг валяются пустые бутылочки с сосками… Потом стало легче. Пять раз в сутки варишь таз еды, и эта прорва уже сама её трескает.

Таки мы их выкормили! Всех! Когда в начале апреля наш питомник выходил на весеннее солнышко погулять — у ворот собиралась толпа. Картина была редкая по эмоциональной насыщенности. «Мимими», как сейчас говорят, зашкаливало.

Спросите, куда мы их дели? Продали по десятке каждого! Причём всех щенков «забронировали» задолго до раздачи — уж очень были хороши. А мы ещё и капризничали — оценивали, в правильные ли руки отдаём. Вот «бизнес» наш вышел сомнительным. Мама потом подсчитала, что на прокорм «товара» ушло денег примерно в три раза больше, чем мы за него выручили.

Но не в деньгах же счастье, правда?

Прошло 11 лет. Я, 22-летний студент, уехал в стройотряд. Далеко, за Полярный круг. Уезжая (первый раз так надолго), шутливо сказал: Норка, ты — за старшего, стереги женщин!

Дальше пересказ того, что поведали мне мама с сестрой по приезде.

Светлой июльской ночью в наш дворик ввалилась страшная компания, человек десять. Сначала они дико дрались, полосовали друг друга разбитыми бутылками — горлышко в руке, а сама бутылка отколота. Это на языке уголовников называется «розочка»…

Откуда такие взялись? Рядом с нашим домиком находился ресторан «Русе» — один из двух ночных гадюшников Риги. Там обычно гуляли фарцовщики, мелкие цыганские авторитеты, веселились матросики с рыболовных сейнеров. Иной раз они затевали разборки, но обычно без крови. Побузят, попихаются и идут допивать. Но в тот раз, похоже, сцепились какие-то матерые бандиты, жестоко, кроваво.

Додравшись до какого-то предела, они вдруг остановились… А потом принялись колошматить в дверь — открывай, умыться надо… Дикие, одежда разорвана, все в крови… Про железные двери в советское время не знали, двери были «условные», высадить их с пары ударов плечом было запросто. С домашним телефоном тоже была напряжёнка, у нас его не было в принципе. Что делать? Ночь, дома две женщины — мама и юная сестрёнка…

Собака… Собака была на привязи на своей собачьей территории. В углу нашего дворика я выгородил для неё «личное пространство». Пока шла драка, собака металась в своей загородке и лаяла. Впрочем, «лаем» сей звук назвать трудно. Я однажды слышал, как моя Норка лаяла всерьёз — такой непрерывный свирепый крик зверя.

Когда эти люди начали ломиться, мама с сестрёнкой увидели в окно, что собака с воем катается по земле, пытаясь лапами стащить с головы ошейник…

А дальше — события, уложившиеся в несколько секунд. Она стащила ошейник, и — два огромных прыжка. Один — через забор, второй — в толпу. Ругань, вопли, звериный рык, мечущиеся фигуры… Они её били вдесятером, руками, ногами, а она дралась с ними на смерть. Одна старая собака с толпой здоровенных озверевших людей…

Мама с сестрой побежали спасать Собаку, а когда открыли дверь, увидали: двор пуст, на крыльце стоит наша Норка с торчащей дыбом шерстью на загривке, в оскаленных зубах — трофей — воротник рубахи с галстуком в комплекте. В 70-е годы была такая «пижонская» мода — большой воротник и широкий галстук с толстым узлом. Повезло тому «моднику», не будь на нем галстука, трофеем мог бы оказаться кусок его горла…

Собаке тогда было 11 лет. По человеческим меркам — за 60. Ни молодой прыти, ни силы, зубы стёрлись. Через свой заборчик она уже и просто перелезть не могла, а тут — огромным прыжком… Мама сказала, что видела, как через двор пролетела такая «рыжая молния», почти не касаясь земли. И врубилась в толпу…

Потом собаке было плохо — сердце стучало, как пулемёт, бедная задыхалась. Мама ей сделала какой-то укол «сердечный», отпаивала тёплым молоком. На собаке синяков не заметно, но после псина лежала еле живая неделю, когда вставала — шаталась, хромала…

А ведь мою Собаку никто и никогда не учил бойцовским делам. Да и кто бы мог её этому обучить? Когда она появилась, мне было 11, сестрёнке — 9… Милое, игривое, дурашливое существо, участник всех детских забав, душа семьи, душа компании. Большая рыжая дворняга, помесь кого-то там с овчаркой в каком-то там поколении. Купленная на рынке за 3 рубля.

Но в тех редких случаях, когда от неё требовалась защита, она непостижимым образом превращалась в умелого и бесстрашного воина. Ведь, не за ногу, не за руку она хватала тех, кто ломился в нашу дверь, а в прыжке — за горло. И потом, когда эти уроды, испугавшись, побежали, собака не стала их преследовать. Она встала на крыльце спиной к двери с оскаленными зубами и так стояла — Страж Своих. Никто не учил её этому…

АНГЕЛ-РАСТИТЕЛЬ

Где-то читал, что бестелесный ангел-хранитель вселяется в того, кто может в данный момент помочь физически… В случайного прохожего, который удержит вас от падения на рельсы с обледенелого перрона… в незнакомую соседку, которая, перерыв все бумаги, найдёт старый конверт и пошлёт телеграмму, чтобы сообщить, что твой отец при смерти… Есть, ребята, есть у нас у каждого по такому ангелу… Он всегда начеку, только мы его редко замечаем.

Сейчас, по прошествии многих лет, я думаю, что мой личный ангел-хранитель не выходил из моей Собаки. Он в ней жил. Более скажу: этот мой ангел был ещё и «ангел-раститель».

Я завёл свою Собаку (или она меня завела, а вернее всего — нас друг к другу там наверху прикрепили), когда мне было 11 лет, и я сам был таким «глупым щенком с большими лапами».

Все эти годы она меня «пасла», как и положено овчарке, овчарки — пастухи по своей природе. Мудрый пёс, она играла роль, что я — Хозяин, а она — просто моя Собака. А между тем, именно она меня растила и тренировала, учила быть добрым и злым (когда надо), учила дурачится, учила драться. Учила быть сильным и жёстким. Учила быть нежным и ласковым. Учила любить и прощать…

Когда мне было весело, она бесилась вместе со мной, когда я грустил, она приходила и клала свою большую ушастую голову мне на колени и глядела в глаза своими огромными оранжевыми глазами: Хозяин, все уладится, я же с тобой. Она зализывала мои детские ссадины, жалела меня и трепетно берегла от тех, кто был опасен…

Она дружила с моими друзьями, она ворчала на моих девчонок (когда таковые появились), ревновала по-матерински. Но когда появилась та, которая стала потом моей женой, она со вздохом приняла её в семью… С большим, глубоким вздохом… Что поделаешь, её «щенок-хозяин» вырос…

Она всегда страшно волновалась, когда выросший я выводил из сарайчика свой мотоцикл — хватала за штаны, пытаясь удержать. Хозяин, не рискуй, я за тебя боюсь! А потом слышала за три километра тарахтение моего моца, как я еду домой, и скакала по двору — радостный хвост колечком — хозяин едет, живой и здоровый!

Я прошёл вместе с ней весь путь от 11-летнего щенка до взрослого 23-летнего парня. Я вырос, она состарилась, я ушёл служить лейтенантом в армию, она меня проводила, а потом через два месяца тихо умерла. Угасла, как свечка, как будто выполнила свою жизненную роль. Умирать выползла из домика, который я ей сам построил (ещё юным мальчишкой) — под мой мотоцикл. А до этого почти не двигалась, у неё отнялись лапы, мама и сестра кормили её с ложечки.

Никогда больше я не заводил себе Собаки… Такой другой не будет… Такое даётся один раз в жизни…