За моей спиной приставленных двое.
Каждый бдит по-своему —
…чёрный и белый.
Справа жжёт дыхание грозовое… и могильной, затхлой сыростью веет слева.
Одного оплетаю ногами… сжимаю бёдра…
…и плывут города под нами в кровавой дымке.
А другой шёлком стелиться / он не гордый /
пахнет ладаном… шепчет: «Лада моя.» … гладит спинку…
Как дитя, меня нежит, балует, расслабляет,
раздвигает рёбра мои… разводит крылом колени…
Я с одним свечусь, пульсирую, расцветаю — примеряю сиянье нимбов…
…Другим — болею…
…
Понимаю,
что только в паре они способны
каждый взгляд… и вдох… и выдох мой сделать цельным.
Тот, что справа — щедрый, великий донор —
…поспешит на помощь, коль вены мне взрежет левый.
Я давно привыкла к великой войне тандема
за живую искру души моей одичалой.
И когда отдаюсь Адаму в родном Эдеме, то сама запускаю змея под одеяло.
Он скользит по коже… врастает в меня инкубом,
…становясь мужчиной из похоти, тьмы и стали.
Разрывает нежное…
Варваром входит… грубо…
Оставляет раны… чтоб ангел мне зализал их…
…
И тот лижет…
неистово… бешено…жарко…нежно…
языком проникая всё глубже во тьму моллюска…
А инкуб молчаливо обняв меня сзади, держит,
…и я чую сквозь кожу биенье чужого пульса.
Перестав понимать кто из них мне сжимает руку,
чьим теплом растекается липко по бёдрам семя…
Всё равно перед кем извиваться текущей сукой,
…всё равно от кого понести и зачать во чреве…
…
Позже я, как всегда, нарожаю им кучу деток —
ангелочков… амуров…чертят с волосатым брюшком…
белокурых красавчиков иль сорванцев отпетых —
не имеет значения —
…все они — божьи души…
Ну, а в детстве подавно…
Лишь гляньте, какой он милый…
эти нежные рожки… и хвостик крючком — чертячий…
Тех и тех малышей я одним молоком кормила…
…тем и тем напевала вполголоса: «Спи, мой мальчик…»
…
Подрастёшь — разберёмся — кто светел, кто свят, кто грешен…
Только это не повод бросать кукушонка за борт.
Не бывает, чтоб мама кого-то любила меньше…
Для неё даже чёрный… вихрастенький — лучший самый…