Робину от Мэриан.
Шервуд, как прежде, прекрасен и молчалив,
Так же решает лесную свою дилемму-
Быть иль не быть,
Но по-прежнему жив шериф-
Грозное эхо неспящего Ноттингема.
Так же страдают от голода бедняки,
И собирают вассалы бессонно подать,
Всё, как и раньше. и мы на подъём легки —
Смерти назло, дерзновенью души в угоду!
Мир, как и прежде, на спинах китов стоит,
Только киты современнее стали, злее.
Милый мой Локсли, бесстрашны шаги твои.
Я не живу — я любовью твоей болею!
Где бы ты ни был — у неба ли на балу,
Долгой мольбой о бессмертье твоём согрета,
Я не исчезну, держась за твою стрелу-
Ту, что летит сквозь столетья —
Во имя Света.
*
Мой день на убывающей луне
Плывёт, твоим сомненьям сопричастный,
В нём бьются птица снов и птица страсти
О небо в нарисованном окне,
Где видно, как медведица с ковшом
Идёт пешком в заоблачный малинник,
И стынет поднебесная долина,
Где Бог рисует сны карандашом,
А там, где гаснет ночи тёмный стяг,
Рассветы предугадывают мудрость,
И Ньютону мерещится под утро,
Что яблоки не падают — летят.
Там вечность разгорается огнём,
И носит на цепочке лунный камень,
Там строит Гауди за облаками
Для рыб в людском обличье новый дом.
И я тебе пишу о том, что снег
Согреет нас — на долгие столетья,
Ты только слушай шёпот мой и ветер,
Что к вечеру становится сильней.
Там полночью, от гроз отяжелев,
Роняют тучи мокрые одежды,
И ковш летит во тьму из лап медвежьих,
Чтоб зачерпнуть надежды на земле.
*
Здесь пьёт говорящий стихами туман
Лугов предрассветную влагу,
И движется мыслей цветной караван
По белой пустыне бумаги,
Здесь жизнь не уходит — идёт между строк,
Не старясь, не ссорясь с судьбою,
И так же, как прежде, плывёт на восток
Ковчег повзрослевшего Ноя.
Где видится в море ракушечный храм,
Пленяя игрой перламутра,
Я жадно читаю и пью по слогам
Твой образ, пьянящий и мудрый.
Где дремлют улитки несказанных слов,
Сплетая тончайшие нити,
И сердце взлетает жар-птицей из снов
В неспящее небо открытий.