Она снимает пальто (кашемир, Италия), оранжевое, как радостный апельсин,
Оно хорошо подчёркивает ей талию, за что модельеру, конечно же, гран мерси.
Он снимает пиджак, дорогой, с подстёжкою для ветреных ненастных осенних дней,
Она мелькает своими стройными ножками, вся истина кроется в вылаканном вине.
Она нагибается, он ей нагло любуется, она снимает туфли на каблуках,
Он — ботинки с мехом, слякоть на улице, так близко к её лодыжке его рука.
Она проходит в комнату и осматривается: нормально, ничего себе, хорошо.
Он иронично шутит, мол, все мы в матрице, выпьем ещё, тогда и начнётся шоу.
Зачем откладывать — она блузку расстёгивает, крестик цепляет пуговицу, вот, чёрт,
Он помогает. Запястье — кровоподтёками, муж, негодяй, ударил, теперь — не в счёт.
Она снимает блузку, красиво складывает, чтобы кружева не помялись, нельзя, ни-ни,
Он снимает галстук, смешной, салатовый, но модный такой в осенние эти дни.
Он снимает брюки и аккуратно так, по-домашнему, вешает их на стул.
Рубашка уже расстёгнута и распахнута, он предвкушает влажную темноту.
Она снимает юбку, такую узкую, что трудно понять, как в ней можно ходить,
Он сыт по горло пальто, юбками, блузками, и сердце бьётся в крепкой его груди.
Он снимает майку, такую белую, что можно ослепнуть, как слепнут порой в горах,
Она снимает бюстгальтер, сверкает тело и он рвётся к ней, как поезд на всех парах.
Они срывают то, что осталось — малое — и всё, они бросаются на постель,
Они как звери, страсть в порошок размалывает, рвётся, режется в матовой пустоте.
Они впадают в бешенство, в исступление, он рвётся вперёд и вверх, и вперёд, и вверх,
Она царапает спину ему: мгновение — всё глубже в каждом прячется человек.
Но это не самое главное. Это мелочи. Обычный секс, просто редкий и неплохой,
Особенно для таких, как они — стареющих, замужних и женатых, о боже мой.
О боже мой, ну что же не так, ответь же мне, я чувствую, что всё это не всерьёз,
Что всё это неискреннее, несвежее, прости меня за бессмысленный мой вопрос.
Они ведь так вдохновенны, любимы, ласковы… И он отвечает мне — да, конечно, страсть…
Всё дело в том, что они не снимают маски, вросшие так, что без кожи — не отодрать.