У меня есть сосед, жизнь которого похожа на пустую папку на рабочем столе. Он обаятельный, добрый, «рукастый», но какой-то «непутевый»: то в депрессию впадет, то увлечется алкоголем, то в долги влезет. После краха небольшого шиномонтажного бизнеса и развода, его мир сузился до новой девушки, которая стала единственной светящейся точкой в его душевной темноте, его портативным внешним аккумулятором и подтверждающим смысл жизни «лайком».
Моя новая соседка оказалась ответственной, собранной, все держащей под контролем со всех сторон положительной дамой, которая то вытаскивала его из запоя, то оплачивала долги, то обзванивала заказчиков, пытаясь реанимировать его бизнес, веря в него больше, чем он сам. В общем, спасала, как могла, и недавно они поженились.
С позиции психоанализа, созависимость — это комплекс патологических объектных отношений и защитных механизмов, которые фиксируют личность на потребности в контроле и самопожертвовании ради другого, часто нарциссического или зависимого партнера. В созависимости Я человека не имеет автономного существования, оно функционирует как инструмент для регуляции аффекта другого.
Андре Грин, французский психоаналитик, называл созависимость ригидной защитой от внутренней пустоты, которая возникла из-за раннего дефицита психического контейнирования. Это, возможно, даже не столько патология отношений, сколько патология одиночества. Созависимость — это, по сути, нарциссизм, направленный наружу. Человек использует другого, чтобы стабилизировать свое хрупкое, дефицитарное Я. Он жертвует собой, чтобы получить признание и избежать экзистенциального ужаса одиночества. Психика созависимого подобна постоянно включенному приемнику. Он не может переносить тишину (отсутствие партнера), потому что в тишине он слышит гул отверженности и собственного одиночества. И чтобы заглушить этот внутренний разрушительный шум, он постоянно «настраивается» на волну другого. И это не про любовь, это про заполнение «белого пятна» в центре своей психической структуры.
Корни созависимости уходят в детские отношения с родительскими фигурами, которые часто были нарциссическими, депрессивными, эмоционально недоступными или погруженными в свои нужды. Созависимые часто — это рано повзрослевшие дети с травмой парентификации (сменой роли родитель/ребенок), единственным способом обратить на себя внимание которых (а значит, подтвердить свое существование) было быть нужным и обслуживать чье-то существование. Грин считал, что если мать была эмоционально отсутствующей или депрессивной, и ребенок не смог идентифицироваться с ней как с «живым» и любящим объектом, он идентифицировался с ее отсутствием, т.е. с пустотой. И тогда самопожертвование и пренебрежение собой в созависимости — это не добродетель, а бессознательное следование предписанию своего дефицитарного Сверх-Я: «Ты не имеешь права жить для себя, ты имеешь право жить только для другого, как тень», «любовь равно боль» и отражение своей души в треснутом стекле чужих смыслов и проблем.
Знаете, почти все в этой жизни можно исправить. Вопрос лишь в том, осмелимся ли мы увидеть истинное в том, что скрыто за видимостью, и дать ему жизнь на холсте собственного выбора…
Клинический психолог