Жила-была одна надежная и эффективная женщина, которая все контролировала, никогда не выходила из себя, не плакала, не жаловалась, и не совершала импульсивных поступков. Ее выборы были разумными, еда — топливом, а секс и хобби — пунктом в списке дел. И все бы хорошо, если бы не эмоциональный вакуум, ощущение себя пустой, и глубокое, безразличное «ничего» в том месте, где у других людей бурлили желания и чувства.
У Андре Грина, одного из самых влиятельных французских психоаналитиков второй половины XX века, есть любопытная концепция «белой депрессии». Расскажу.
«Белая депрессия» — это не депрессия, полная чёрной тоски и печали (как классическая меланхолия с ее мучительными аффектами в виде острой тоски, вины или отчаяния), а состояние «белой», безразличной пустоты. Это переживание отсутствия аффектов и полная победа формы над содержанием. Это когда человек не чувствует себя плохо — он, по сути, ничего не чувствует. «Белая депрессия» — это состояние эмоциональной анестезии. Когда главные переживание — скука, безразличие и жизнь «как будто»: человек «как будто» живет, у него «как будто» есть цели и желания, он «как будто» счастлив, «как будто» любит и любим…но это «как будто»- всего лишь имитация. Активная жизнь, блестящие достижения, безупречная структура- это внешнее, а внутри лишь то небытие, в котором вся психическая энергия уходит на поддержание этой совершенной, но абсолютно пустой конструкции. Как картинная галерея, где на освещенных ярким светом стенах висят прекрасные, дорогие полотна (успехи, достижения, совершенство и правильные внешние события), но в ней нет ни посетителей, ни смотрителя. Она существует, она функциональна, но в ней нет жизни, нет отклика, нет эмоций, а значит, и нет смысла…
Грин объяснял «белую депрессию» как результат защиты от невыносимой ранней травмы, чаще всего связанной с эмоционально отсутствующей, депрессивной, не «включенной» в ребенка (или как он говорил «мертвой») матерью. Чтобы выжить рядом с «мёртвым» объектом, психика ребёнка совершает радикальную операцию: она «выключает» свой аффект и «ампутирует/замораживает» язык чувств.
Например, обычный человек переживает полный спектр эмоций (радость — яркая, горе — мучительное, гнев — сильный), и даже если он их подавляет, он их чувствует. А эмоции человека с «белой депрессией» притуплены или отсутствуют. Он может знать, что сейчас «должен» быть рад или расстроен, но не чувствует этого. Его реакции «социально правильные», но поверхностные и лишенные внутренней глубины. Если обычный человек испытывает трудности с выбором, то он полагается на внутренний импульс «хочу/не хочу». А человек с «белой депрессией» не понимает, что он хочет на самом деле — его желания «рациональны» и продиктованы логикой, или тем, что «надо».
Пожизненное пребывание в «белой депрессии» — это жизнь без жизни в её истинном, полном смысле. Это глубокое, скрытое от всех и самого себя одиночество, несмотря на внешние связи, «хорошесть» и успех. Это не про то, что есть, а про то, чего нет. Это про вакуум, который сам по себе является и главным симптомом, и основной защитой. И это не просто грусть, которую можно развеять активностью, это про психическое онемение, и долгую, но возможную работу по «научению себя чувствовать». Вот так…
Клинический психолог