Когда настанет время улетать (однажды время всё-таки настанет), то звёзды поменяются местами, и сдвинется тяжёлая плита ночного неба, приоткрыв портал. И, путаясь ногами в одеяле, хранитель скажет: вы чего застряли, давайте. Дует. Дверь не заперта. Здесь страшные гуляют сквозняки, но в целом ничего, живём, не ропщем. Играем в прятки. Безопасно, в общем. Весной плетём цветочные венки, по лету наш чудовищный пастух велел придать значение химере. Вот только Мэри, ох, уж эта Мэри. Ах, эта Мэри. Беспокойный дух. Меня, к богам подогнанного встык, не очень просто довести до ручки, но эти постоянные отлучки, но эти регулярные зонты.
Позвольте по порядку. Неспроста ведётся род от самых древних магов. Закаты занимают цвет у маков, и без труда находятся места, где можно насладиться тишиной, поскольку тишина имеет цену. Аврелий уважает Авиценну (Коммод его на голову больной). Какой-то парень ищет Сулико. Апостолы — сплошные рыболовы. Вот только эти тридцать три коровы без перерыва носят молоко в бидончиках на собственных рогах. Откуда столько тары — не постичь мне. Сгущённое, парное, даже птичье. А Мэри, то забавна, то строга, всё шастает, бродячий инфернал, и сумка у нее из гобелена, и облачное море по колено. Про сквозняки же я упоминал? Вы, кстати, кто? Кто дал вам адреса, какой разбойник управляет балом? Поэты? Музыканты? Вас навалом. Поэтому валите вы…писать.
И если мы пока ещё нужны, нет повода для долгих расставаний. Привратник засыпает на диване. Грядущим холодам посвящены
раздетые до графики стволов деревья. Во дворах скрипят качели. Под крышей, как услужливая челядь, воркует голубь, правильно-лилов. К нулю стремится ртутная шкала, сосед за стенкой кашляет надсадно.
Вот только Мэри, будь она неладна, открыла зонтик и произошла в обычном мире, полном сентябрей. Смотри — вот сказка. Ты её посредник, булавка, накрахмаленный передник, восточный ветер, лев и брадобрей.