Проросшая нота.
Грохочущий ад в жилах асфальта кипит —
Город-циклоп, зрачками трамвайных огней,
А он — как трещина в броне гранита,
Смычком распарывающий рёбра теней.
Вокзал мимоидущий, гулкое нутро —
Шаги, как монеты, в карман его пыльный.
Он струны натянул, как нервы метро,
И бьётся звук — крылатый, безымянный, жильный.
Не конченый полдень, не полночь в плену —
Он время кромсает на дольки мазурки.
Каскадом аккордов в лицо зиме-вдове
Швыряет алмазы расплавленной бурки.
«Слушайте!» — рвётся из горла меди,
Но толпа — стая рыб с глазами из фольги.
Он им — паяц с флейтой в руинах обеда,
Они — колокольни без языка и боли.
А он — мост меж эхом и вечным «потом»,
Где каждая нота — шипенье костра.
Смычок — его сабля, виолончели гром
Пробил асфальт — пророс, как весенняя зара.
Уйдёт. Затеряется в рёве планет.
Лишь ветер запомнит — в метро, меж колонн —
Как падал, сверкая, скрипичный сонет
В ладони слепого подземных времён.
И город, сгибаясь в такт тишине,
На миг обернётся струной без конца…
Но где-то на стыке, в разрыве огней,
Опять прорастёт его голос — певца.