Здесь музыка рождается так близко,
что можно разглядеть её портрет.
Холодного белёсового диска
на нём лежит проникновенный свет.
Движение смычка сдувает ноты,
освобождая оголённый гриф.
Заполненные звуками пустоты
превращены в осуществлённый миф.
Он невесом и краток, как награда,
которую ничем не заслужить.
Успей его увидеть до распада,
иначе смысла не было и жить.

Мир отступил куда-то в глубину,
не оставляя никаких соблазнов.
Ничто не нарушало тишину,
она была ужасна и прекрасна.
Ну вот и всё. Никто не обвинит,
что ты украл, заимствовал, подслушал.
Лишь тишина пронзительно звенит
и разрезает, как ланцетом, уши.
Да ты и раньше был всегда один,
готовясь к этой неизбежной встрече,
сам над собой жестокий властелин,
наследников не знающий предтеча.
И вот теперь прикладываясь лбом
к стволам дерев и клавишам рояля,
… показать весь текст …

Корень дерева-звук,
Бах-его ствол,
его ветви-Бетховен,
Моцарт-листва.

Неужто скрыта музыка во всём,
но только мы её не можем слышать?
…
Шёл эскалатор мерно на подъём.
Молчали люди серые, как мыши.
Свод полутёмный от подтёков ржав.
Ни говорить, ни слушать не хотелось.
Великими задачами держав
замученные впали в онемелость.
Что если ад как раз и есть такой?
Движение без смысла и без цели?
Движение по замкнутой прямой,
до тошноты привычной карусели?
Ах, если б ад! Тогда бы был и рай!
… показать весь текст …

Глен Гульд ткёт паутину Баха,
вплетая нити голосов,
как, над станком склоняясь, пряха
сидит не ведая часов,
молитвы про себя бормочет,
чтоб свет лучины не погас,
а Бах о вечности пророчит
и с Богом говорит о нас.