Борис Цыбин шёл быстрым шагом по итальянскому городку Ладисполи, куда его семью, в составе очередной партии эмигрантов из СССР, привезли два месяцa назад ночным поездом из Вены. Быстрая ходьба всегда успокаивала его, и, пройдя почти весь городок насквозь, Борис почувствовал, что злость и обида, кипевшие в нём, когда он выскочил из квартиры, хлопнув дверью — ушли, оставив чувство горечи и удивление — почему всё идёт не так, в чём дело? И в какой момент всё пошло наперекосяк?
Конечно, подумалось ему, и с самого начала в его семейной жизни далеко не всё было безоблачно, хотя заметил он это не сразу.
Борис женился по любви, и поначалу ему казалось, что он попал в сказку: красивая, умная, любящая жена, умеет вкусно готовить, чистоплотна, содержит дом в идеальном порядке. И только потом стал замечать, что Даша может из-за ерунды вспылить, устроить скандал. Он старался избегать острых углов, иногда даже соглашался с тем, с чем не следовало бы, но ничего не помогало. Видимо, что-то в нём раздражало жену, и Борису никак не удавалось понять — что именно.
Года через три совместной жизни, после празднования дня рождения Бориса, когда гости разошлись, посуда была перемыта, а годовалая Инночка давно спала, он предложил Даше выпить ещё по рюмочке ликёра, вдвоём. А потом достал свадебные фотографии и стал пересматривать их.
— Слушай, почему у тебя тут такое растерянное лицо? — спросил он, повернув к ней одну из карточек из Дворца Бракосочетаний. — Мы ведь вот-вот распишемся.
— Сказать правду? — с пьяной решимостью вскинула голову обычно непьющая Даша.
— Ну конечно!
— Я думала, не сбежать ли от тебя, пока не поздно! — выпалила Даша.
— И… почему всё-таки не сбежала? — после паузы спросил обалдевший от такого признания Борис.
— Подумала, что ты — хороший, добрый, семейный… Ладно, хватит прошлое ворошить, я спать хочу.
Борис достал из бара «гостевые» сигареты и вышел на лестничную площадку, хотя вообще-то он бросил курить перед тем, как женился. В голове был сумбур, мысли путались.
— Она никогда меня не любила! — как током пронзила его догадка. — Все разговоры о любви — притворство! Просто ей уже двадцать седьмой год шёл, и тут я подвернулся…
Продолжение следует