Жила была одна девушка.

Такая же, как и тысячи других девушек.

Она носила очень короткие юбки, слушала дурацкие песни, красила свои волосы в ссаненько-белый цвет и постоянно теребила челку.

Постеры на стене, вечно содранные коленки, спасённые котята и ночные крики пьяных соседей.

Книжки девушка читала, но только про любовь.

Вот такие книги, чтобы Он пришёл и спас.

Чтобы, как в Бременских музыкантах или как ещё.

О чем мечтала? О любви страстной, о море, о кофточке с бусинками, как у подружки, о том, чтобы не работать на заводе, как мамка.

Познакомилась девушка с мужчиной.

Случайно все вышло как-то.

Не принц — король.

Взрослый, умный, состоятельный и из приличной семьи.

Раньше девушка думала, что «из приличной семьи», это значит, не пьёт никто и не сидит, а оказалось, «приличная семья» — это совсем другое.

Оказалось, это когда все образованные и воскресные обеды, и Кант за вечерним чаем, и Моцарт по утрам, фирменный рецепт кулебяки, салфеточки непременно накрахмаленные и семейное серебро, да нянька старая, оставленная доживать в семье из благородства.

Он говорил, что главное в людях, это порода.

Она не очень про породу поняла.

У неё и котята-то всегда беспородные были.

Ещё он что-то говорил про то, что даже короли периодически свежую крестьянскую кровь в породу добавляли, чтобы голубая кровь не застаивалась.

Еще про какую-то Галатеею говорил, да девушка и не поняла.

Поняла только, что надо меняться.

А ей так хотелось суп из супницы, кулебяку и чтобы про неё сказали, что она «приличную семью» создала.

Правда, вот Кант и Моцарт не давали такой радости, как-то, что любила девушка, но что же делать.

И она начала меняться.

Была отращена челка, ссаненько-белый цвет волос сменился на благородно каштановый, платья достойной длины.

Полюбила Моцарта, Вивальди так совсем прочувствовала, книг много умных прочитала, не все поняла, правда, но все же.

Больше помалкивала, чтобы умней казаться.

Жили хорошо.

Двоих деток родили.

Детки воспитанные.

С четырёх лет по французски оба болтают.

В отца пошли — порода.

Не работала.

Так, семья, благотворительность, все, как полагается.

По воскресеньям суп в старинной супнице, фотографии в серебряных рамках, шлейф духов, пальчик оттопыренный, когда чай пьёшь.

За свекровью ухаживала.

Вздорная старуха была, брезгливо на неё смотрела всегда, хотя не обижала, но даже когда лежачая была, чувствовалась в ней порода.

Муж работал много, как и отец его — науку продвигал.

Первый раз на даче его с девкой поймала, когда второго ребёнка родила.

Девка прям, как она была — белобрысая с челкой и содранными коленками.

Муж смутился и вяло отбрехивался.

Свекровь расхохоталась и сказала: «Деточка. Это нормально. Он же мужчина. Просто не ставь его в неудобное положение. Звони прежде, чем ехать, а то ты такими сюрпризами себя унижаешь».

Потом привыкла, конечно.

Стала звонить и предупреждать, но периодически наталкивалась на девиц.

Все были ее клоном.

Не теперешней ее, а той, незамужней из прежней жизни.

Так и прожили.

Сыновья выросли.

Свекровь похоронили.

Недавно старший, Глебушка, девочку привёл.

Нескладная, чёлку теребит, волосы эти ссаненькие.

На телефоне у неё мелодия песни дикой какой-то.

Что-то новомодное про Королеву танцпола.

Юбка чуть попу прикрывает.

Стесняется, к стулу жмётся.

Ну, ничего.

Обучим, исправим.

Когда в приличную семью вливается новая кровь, это хорошо, кровь быстрее течь начинает.

«Возьмите салфеточку, милая, и вон ту вилочку. Та вилочка как раз для рыбы».

Посмотрела вдруг в зеркало старинное, а там не она отражается, а свекровь.

Поняла, что все получилось, все в жизни сложилось, как надо.

Вот только на душе почему-то так тоскливо, как будто кто-то умер.

Прислушалась к себе и поняла, что действительно умер.

Вернее, внутри неё окончательно умерла девочка с челочкой и содранными коленками.

Та, которая любила постеры на стену вешать и котят спасать.

Умерла.

Долго мучилась и скончалась от продолжительной болезни, ну, туда ей и дорога.

Только, почему же так больно внутри и так пусто.