Когда я нахожусь лицом к лицу с человеком, на которого смотрю глазами любви, не глазами безразличия или ненависти, а именно любви, то я приобщаюсь к этому человеку, у нас начинается нечто общее, в нас начинает просыпаться нечто великое. Восприятие человека происходит на глубине, которая за пределами слов, за пределами эмоций. Верующий сказал бы: когда я вижу человека в этом свете, в свете чистой любви, то я вижу в нём образ Божий, вижу икону… Это совсем не значит, что такая икона во всех отношениях прекрасна… любая красота может быть изуродована — небрежность, обстоятельства, злоба могут изуродовать самый прекрасный предмет. Но когда перед нами произведение великого мастера, картина, которая отчасти была изуродована, осквернена, мы можем в ней увидеть либо испорченность, либо сохранившуюся красоту и величие. Всё зависит от нас, от нашего угла зрения, от нашего отношения, и от нашего желания… И мы можем решить порой всю жизнь отдать на то, чтобы всё испорченное в этом образе, в этой картине, в этом произведение искусства — восстановить. Это дело любви: посмотреть на человека и одновременно увидеть в нём его неотъемлемую красоту — и ужаснуться тому, что жизнь сделала из него, совершила над ним. Любовь — это именно то и есть крайнее, предельное страдание, боль в том, что человек несовершенен, и одновременно ликование о том, что он так изумительно, неповторимо прекрасен.