Я жил в бывшем военном госпитале, где всё когда-то было устроено для нужд раненых солдат, например, кладбище — рядом.
Наши окна выходили на зелёную равнину, а за ней, вдали, на холме видны ряды могильных камней. Однажды я зашёл туда и с удивлением обнаружил могилу Николая Огарёва, сподвижника Герцена. Самого Огарёва там, правда, нет, потому что по просьбе советского правительства останки его в 1964 году увезли на родину, но камень стоит и мне этого вполне достаточно.
Другими словами, Огарёв мне ближе других, поэтому стихотворную цитату о свободе я позаимствовал именно у него.
И сердце, так дружное с горьким сомненьем,
Как птица из клетки, простясь с заточеньем,
Взыграло впервые отрадным биеньем,
И как-то торжественно, весело, ново
Звучит теперь с детства знакомое слово:
Свобода! Свобода
Честно говоря, слова «птица из клетки» мне сегодня не очень подходят, потому что речь пойдёт не о птице из клетки, а о рыбе из искусственного пруда, о форели, которую выращивают в рыбоводстве интенсивным методом.
Казалось бы, форель, рождённая в неволе, ещё мальком привыкшая плавать от одного берега пруда до другого, дожидаясь часа, когда заплещут по поверхности крупинки рыбьего корма, — просто не понимает, не может понять концепции свободы, так ярко описанной Огарёвым.
Недавний случай опроверг мои представления. Оказывается жажда свободы, даже для узников рыбоводства — понятие безусловное, записанное на генетическом уровне.
Представьте — течёт небольшая английская река, неподалёку от неё, в низинке вырыли пруд, от реки провели толстую трубу, из которой самотёком в пруд поступает вода.
Для рыбоводов это просто вода, пополняющая пруд, но для форели эта вода несёт в себе запахи и привкусы далёкой и никогда ими неизведанной свободы, мест, куда можно плыть, не жалея себя, чтобы отнереститься и оставить потомство.
Для форели плыть против течения, или даже подниматься по небольшому водопаду — дело нехитрое, она самой природой предназначена для этого. Прудовая форель вычислила положение трубы, её высоту и диаметр и пришла к выводу — в трубу можно запрыгнуть и по трубе уйти в реку, а оттуда — везде.
Побег стал массовым, форель начала уходить косяками, несмотря на то, что труба ведущая к свободе всего 20 сантиметров в диаметре.
Слух об этом дошел до фотографа Денниса Брайта, которому удалось сфотографировать безумный прыжок отчаявшейся пятнистой форели в эту узкую трубу.
Неважно, что на другом конце рыбок поджидает семья бобров, что там постоянно дежурит цапля с разинутым клювом. Всех не съешь, кто-нибудь да пробьётся, чем ложиться костьми на прилавок, ляжем костьми за свободу, пусть призрачную.
Надежда умирает последней, даже у форели.