Когда наш воин брал Берлин,
В него с окна, где свастика,
Стрельнул какой-то сукин сын,
Тот за гранату: «Слазьте-ка».

В ответ услышал всхлип ли, вздох,
В проём фигура поднялась.
Боец прикрикнул: «Хенде хох!»
И повторил по-русски: «Слазь!».

Но под прицелом автомата
Понуро вышел из руин,
К недоумению солдата,
Юнец — такой, как его сын.

Шёл в гитлеровской форме новой,
В блестящих новых сапогах,
Свой карабинчик, сдать готовый,
Нёс в щуплых поднятых руках.

Тут накатила на солдата
Внезапно нежности волна,
Привиделись село и хата,
Сыночек Ваня и жена.

Так жалко мальчугана стало,
Что был с парнишкой больно крут,
В глазу слезинка заблистала:
«Ну что, сынок, Гитлер капут?»

Подросток онемел от страха
И часто глазками моргал,
А русский лишь беззвучно плакал,
К груди мальчишку прижимал.

Из вещмешка достал краюху,
Дал парню — мол, иди домой,
А немец развернулся сухо,
Довольный, что ещё живой.

Солдат оправился, утёрся
И дальше бодро зашагал,
Но несколько шагов прошёлся,
Раздался выстрел — он упал.

Напуган выходкой своею
И тем, что самого убьют,
Малец удрал. Враг, холодея,
Смог только прохрипеть: «Капут…».