Просыпаюсь и гложет стыд,
До чего довело вино:
Все, что может болеть, — болит.
Остальное — бесчуственно.
И к тому же весь дом вверх дном,
И не только весь дом — вся жизнь.
И повсюду такой разгром,
Хоть под поезд беги — ложись.

Постоянно, чуть где чего,
Ну, скажем, грамота там или деньга,
Как другим, так всегда — «ого»,
Ну, а мне так всегда — «ага».
И со вздохом еще таким
Усмехаются сквозь очки.
Даже если скажу «апчхи» —
«Будь здоров» говорят другим.

Эх, отрезанный я ломоть,
Позабыла меня страна,
И жену подарил Господь,
Чудо-юдо, а не жена.

Нет, ну как она все угадывает,
И одно прям с другим все увязывает.
Ну, а я ж должон от такой жены
Сохранить себя мужиком.
Что с одной стороны — накладывает,
А с другой стороны — обязывает.
Только я, хоть умри, но с любой стороны
Выхожу при ней дураком.

Нет, ну как же вот ей не лень
Всюду рожу совать свою.
Каждый день на меня «трень-брень»,
Отчего эт я, мол, все пью?
Да я и сам бы не пить — хоть счас!,
Но когда каждый день «трень-брень»,
Ну, не выдержишь иной раз,
Потому и пью каждый день.

Расколись ты враз, мое темечко,
Погори, душа, синим пламенем,
Пропади ты, мозг, да изыди, ум,
Только горе мне от тебя.
А ведь помнится — было времечко,
Я ведь тоже шагал под знаменем,
Я ведь тоже хотел в президиум
Сесть на празднике Октября.

И себя самого мечтал
Так высоко нести, борясь,
И понес, да, видать, устал,
Уронил, понимаешь, в грязь.

Или сам я себя несу,
Или что-то меня несет,
Все равно — я один в лесу,
И никто меня не спасет.

Просыпаюсь, и как не спал,
Продолжается страшный сон,
Если раньше хоть стыд глодал,
Так вчера отнялся и он.

А уж вырваться, выйти из лесу
Всей душой хочу, прямо как никто.
И хотя я сам, чай, не суперстар,
Ведь не сукин сын, не того.

Вот только страшно мне, а вот как вылезу,
А не дай Бог там да не Бог весть что,
А не дай Бог там еще злей кошмар.
Нет, уж пусть как есть — ничего.