Переломы срастаются, сходят на нет синяки.
Заживают порезы, бледнеют со временем шрамы.
Жар пощёчины тает с румяной шершавой щеки.
Исцеляют саднящее горло чаи и бальзамы.

От таблеток на утро проходит любая мигрень.
Стоматологи лечат пульпиты и пародонтиты.
Можно вправить на место сустав, если он набекрень.
Можно после болезни вернуть тонус, сон, аппетиты.

В исключительных случаях в дело идёт алкоголь.
Сколько методов, средств и возможностей — платно/бесплатно.
Я болею тобой. Ты фантомная тихая боль.
Что мне делать, скажи, если вылечить — безрезультатно?

задумчивый август веснушки на лица крошит.
смотри, как он красит дома в предзакатно-рыжий,
и света так много — в карманы черпай, в ладоши,
и тянутся к солнцу трамваев рога и крыши.
смотри, как красив и спокоен сейчас наш город,
я вижу сегодня как будто его впервые,
нет, это не ода ему. но наш город в порах,
на кончиках пальцев и в лёгких, и мы — живые,
и мы — это мы, и мы сшиты стежком незримым
с тенистым двором у реки и безлюдной Кирхой,
с музеем Толстого. наш город нам третьим Римом
под рёбра забился, приклеился к пятке биркой.
и вот, я смотрю в его окна. калейдоскопом
рассыпались ломтики жизней чужих и судеб.
… показать весь текст …

это в двадцать верится, мы — из стали. не из глины, пластика или плюша. все, чем мы, дружище, увы, не стали отзовётся в будущем, только слушай. отзовётся горечью или желчью: молодым дорога? куда до нас им — с этой их наивной и страстной речью, несмышлёным, бойким и большеглазым.
это в двадцать верится в уникальность. мы — одни на сотни десятки тысяч. что там было? пластика? музыкальность? на каком бы камне табличку высечь: здесь живет талант. не дыши. не трогай. восхищайся молча да шли букеты. а теперь найти бы два-три предлога, почему не пишут о нас газеты.
это в двадцать верится, жизнь — свобода. переждать бы сессию да семестр. если случай — карта, судьба — колода. наберёшь тузов. зазвучит оркестр. ты пробьешь упорством и яркой мыслью самодурство, грубость, коварство, зависть…
убежало время пронырой-рысью.
убежало время. а мы остались.

календарь поменяет картинку. июльский смог
разлетится осколками ливней тебе под ноги.
осень в блогах и парках читается между строк.
август — лучшее время всему подводить итоги.
август — лучшее время искать себя в поездах,
в самолетах, пустых электричках, на автострадах.
от скитаний, казалось бы, что тут за польза, да?
ведь уверенность в завтрашнем дышит и так на ладан.
август — лучшее время сквозь сон вспоминать о том,
что за годы твоя голова забросала хламом,
пропустила раз сто через…
… показать весь текст …

Когда он спросит тебя: «Ну как ты?» оставь подружкам эмоций ворох.
Пусть будут только сухие факты в случайных ваших с ним разговорах.
Молчи. Делиться с ним — много чести. Молчи, что стёрла две трети песен
из плейлиста, что писали вместе. Столкнулись в центре. Да, город тесен.
Молчи, что книг не найти на полках не о любви, не о чувствах/браке.
Расскажешь — много ли в этом толку? На нём срослось всё как на собаке
большой, бойцовской такой породы, а ты скулишь всё, забившись в угол.
Для вас есть те…
… показать весь текст …

Я спасу тебя. Только скажи.
Будь то смерч, ностальгия, простуда,
тонкий лёд Патриаршего пруда,
недовольные Кришна и Будда.
Доверяй мне свои рубежи.

Я спасу тебя. Только дыши.
Я открою все окна в квартире,
я найду тебе воздух в эфире —
самый чистый в предутреннем мире.
Я пройду все твои этажи.

Я спасу тебя. Только не жди,
что мы будем скучать вечерами,
… показать весь текст …

Золушка возвращается домой
ровно без тридцати двенадцать.
Нелёгкий выдался выходной —
одной туфлёй по асфальту клацать.

Вторая туфля между Ленина
и Лесной, на трамвайных рельсах.
Проснётся Золушка растерянной
и больной, в чахлых эдельвейсах.

Золушка ненавидит мыть полы,
а также стирать и печь пирог.
К чёрту жалость, просьбы и похвалы.
Ей бы забыться в клубке дорог.
… показать весь текст …

Мне не страшно. Ни на секундочку, ни на йоту.
Так сказать бы — ведь смелость написана на роду:
гороскопы, профессия папы, весь личный опыт
(уж за три-то десятка не стыдно сказать про опыт?)
Только с истиной будут слова эти не в ладу.

Мне не страшно. Я тщательно мою ладошки мылом.
Я сижу взаперти. Я смотрю на весну в окно.
Только что за напасть — растекается жуть по жилам
(если знала бы как, круглосуточно сторожила
своих близких, которым укрыться запрещено).

Мне не страшно. Статистика лучше, че…
… показать весь текст …

Только не спрашивай, что потом. Лето — всего девяносто суток.
Вата в ногах. Где-то в горле ком. Это, мой друг, просто промежуток
между резиновым сапогом и лёгким платьицем цвета «пудра»,
между безветренным четвергом и воскресенья дождливым утром,
между сплетением голосов и тишиной, заложившей уши,
между притянутых полюсов и неизменной привычкой рушить.

Лето — всего девяносто дней. Встретишь закат, а на завтрак — осень.
Только не смей говорить о Ней. Хочешь, вернешься к Ней в семь ноль восемь
в…
… показать весь текст …

Холод, ты знаешь, обычно приходит внезапно.
Лезет без стука в квартиры, заблудшие души.
Знаешь, никто и ничто здесь не греет бесплатно.
Будешь исправно платить — не замерзнешь снаружи,

будешь согрет теплотой батареи и чашки,
в комнате душной тебе кто-то бросит на плечи
клетчатый плед, и большие по телу мурашки
бросятся к горлу, которое стрепсилсом лечат.

Горло — счастливчик. Таблетка, и будто бы легче.
С сердцем, мой мальчик, проблемы иного масштаба.
Вылей-ка в чай коньяка, или что-то покрепче…
… показать весь текст …

осень пахнет тревогой и ягодным кипятком,
первым снегом и вымокшей шерстью шотландской шали.
боги в ночь заигрались с гуашью и все смешали,
город серый теперь, и как будто бы не знаком.

осень стынет, пакетиком чая упав в стакан.
люди стынут в трамваях, кроватях и пестрых куртках.
переулки и улицы сходят с полотен Мунка,
и от сердца — ни стука. застыло как истукан.

осень возится в легких своей ледяной рукой.
говорят, что в Москве уже минус, а значит скоро
лужи стянутся в ночь кружевны…
… показать весь текст …

У подъезда уже не сугробы — глубокие лужи.
И у неба особенный томный полуденный цвет.
А сквозь тюль тянет тёплым апрелем и пылью снаружи.
Я смотрю старый фильм и неспешно готовлю обед.

Много вёсен назад предвещали пастельные краски
дух свободы от лекций, тетрадей и пыльных столов,
лёгкий флёр новизны, жар асфальта, анютины глазки
и сводящий с ума запах утренних летних ветров.

Предвкушение лета вкуснее латте и черники.
Межсезонье одето в сатиновый солнечный шарф,
вдохновенно-воздушные яркие добрые книги
и заполненный пёстрыми платьями, майками шкаф.
… показать весь текст …

…градом осыпет траву июньскую, небо расставит свои силки: ветер, ловушки почти не чувствуя, будет детей целовать в виски, жадно метаться от окон к куполу церкви, что смотрит с холма на сквер. лето туманом бульвар окутало, пух на земле, как седой мохер. волны темнее ноябрьской полночи, бьётся о каменный свод река. все — от торшера до пыльных полочек, от старой липы до пут вьюнка — словно блестит в неуместной серости, мягкой пастелью ложится в кадр. нужно любви и немного смелости, чтобы принять со…
… показать весь текст …

Свет мой, зеркальце, свет мой, зеркальце, что же сделалось с отражением? Ни поплакать, ни исповедаться, ни дать волю воображению не хочу пред тобой, правдивое. Покажи мне где скол, где трещина. Боязлива я, молчалива я. Снег ложится седой на плечи нам. Свет мой, зеркальце, будто в клетке я. Рёбра прутьями держат накрепко. Были некогда гости редкие страх, усталость, тревога, паника. А теперь что ни день, то вот они. Будто в сетчатом пыльном саване, будто странница за воротами я смотрю на себя, и странно мне. Те же родинки, те же волосы. Взглянешь — кажется, всё по-прежнему. Телевизор бубнит вполголоса, клёны тянутся к небу снежному. В этой девушке, свет мой, зеркальце, нет мне места и нет пристанища. Я смотрю изнутри — не верится: мне осталась роль наблюдающей? Как в услугу за откровение — ты бы нынче не отражало что, свет мой, зеркальце, на мгновение покажи мне меня, пожалуйста.

Я сплету венок из таежных трав, на рассвете вынесу за порог. У судьбы любого нелёгкий нрав, вот бы шелест листьев тебя берёг

от косого взгляда, глухой вражды. Для души пусть будет твоей доспех. От надежды крепкой до ворожбы — Иван-чай, багульник, лесной орех.

Я найду стихи из нежнейших слов, под подушку суну тебе тайком. У дороги тысячи тупиков. Вот бы голос был тебе маяком

там, где меркнет свет, не горит свеча. Пусть укажет к дому кратчайший путь. От тревоги смутной до светлых чар — пару нужных фраз в верный час шепнуть.

Созову я птиц — певунов, стрижей, разрисую в полночь кормушку хной. Не бывает взлётов без виражей. Вот бы крылья выросли за спиной,

чтобы если вниз ты — едва-едва — я тебя поймала (не прекословь!). От земных желаний до волшебства — только нежность, искренность да любовь…

Мальвина вчера, наконец, подала на развод.
Пьеро стал совсем невозможен к своим сорока.
Он только стихами [и прозой немного] живёт,
цепляя сюжеты со сводчатого потолка.

Он раньше писал о всесильной и нежной любви
к Мальвине и цвета июльских небес волосам.
Он шепчет ночами: «Всевышний, молю, вдохнови»,
и мчится всё утро по вымышленным адресам.

Он строки рифмует о драме бюджетных зарплат
и канувшей в Лету великой России душе.
Простак — Буратино, заметьте, уже депутат
и ездит с мигалкой на новеньком белом Порше.
… показать весь текст …

На смену бабочкам приходит пустота.
Она прекрасна, непривычна, многогранна.
И твоё сердце заработало исправно.
Ты начинаешь утро с чистого листа.
Или холста.

Кого ты видишь в незапомнившихся снах?
О ком ты думаешь, уставившись в пространство?
Имеешь что ввиду под словом «постоянство»?
И в чьих ты тонешь мелодичных именах,
в каких делах?

В упоминаниях о ком меняешь тон?
Чьи фотографии листаешь в интернете
… показать весь текст …

У Элли не то чтобы есть наработанный опыт
в постройке кольцовых и просто гражданских гнёзд.
У Элли звучит в голове ненавязчивый шёпот
о трудном пути в Изумрудный, в столицу звёзд.

У Элли роман со Страшилой окончился крахом
надежд на счастливый и веком длиной союз.
Ей хочется классики — Чехова с Бронте и Бахом,
дебатов о глупом устройстве страны ля-русс.

Страшиле хватило котлет и пюре бы на ужин
и пива под «Пусть говорят» на любой предмет,
да зваться не мальчиком скромным, а доблестным мужем.
О…
… показать весь текст …

Планировать — Бога смешить. Всем известный факт.
Поэтому планы отправим к чертям собачьим.
Давай откровенно, кого мы с тобой дурачим?
Себя. Не иначе. Ты слышишь, ломают такт
и бьются сердца друг о друга, пока мы спим?
Пока отмеряют часы от зимы две трети,
и нам удаётся (как будто) хранить в секрете
окрепшее «мы» под плащом из снегов и льдин.

Февраль сыплет щедро на город свою муку,
и вязнут в растасканной жиже ботинки, шины,
и в столбике ртуть далека от своей вершины,
Минздрав убедительно проси…
… показать весь текст …

Ветер меняется, дует с севера, веет дымком с углей. Если четыре листка у клевера, значит, вперёд. Смелей. Значит, дорога моя не кончится — плахой ли западнёй. Если я стану первопроходчицей, будет мне кто судьёй? Я разбегаюсь, и поле плавится, просится из-под ног. Это какая-то несуразица. Взгляд свой отводит Бог, чтобы не видеть, куда мы катимся чертовым колесом, ягодкой высохшего физалиса. Каждый здесь невесом, каждый невидим и не востребован, каждый совсем один. Слабости прячем в пальтишке креповом с юности до седин, из поколения в поколение. Я разрываю круг. К чёрту глубокие сожаления. В клевере летнем луг, я разбегаюсь, взлетаю к облаку. Льётся дождём елей, мы не виновны ни в чём, а толку то? Плачется веселей? Ветер меняется. Пахнет осенью. Жмётся к подолу сыть. Небо свинцовое с нежной просинью. Я начинаю жить.