Цветы на подоконнике молчат
на фоне желтоглазого квартала,
похожего на тысячу волчат.
— Их больше.
— Неужели сосчитала?!
Здесь тихо. Я, пожалуй, выйду вон
и где-нибудь оглохну с непривычки
от полночи, орущей в микрофон
фальцетом недо… любленной певички.
Бессовестно ворвусь в концертный зал,
потом в неё саму, пока в запале.
Она отпрянет.
— Стой, кому сказал!
Неужто так с тобой не поступали?!
Прижму её и выпью, как жену,
не помня, чья вина и произвол чей;
а после можно лаять на луну,
не слышащую этот город волчий,
который на заре со всех сторон
начнёт шуметь и требовать съестного,
сигналить и в котлах варить гудрон,
но мне бы поскорей туда, где снова
цветы на подоконнике рядком
и стопочкой ивановские ткани,
и женщина в дверях, и в горле ком…
— Ты понял, где уютнее?
— В капкане.