Из книги «ПРОЗАРИУМ»
Я дошел до черты, где кончается ум… Где нет ни-
чего, лишь пустыня и ветер… Лишь ветер, еще… Как
стражники тьмы… Большие глаза… Насекомых.

Она говорила, что жизнь человека…
Она говорила, а я соглашался,
потому что иначе, но это не важно…
Я любил эти губы из горькой полыни,
эти тонкие пальцы из ящериц, иней
в утомленных глазах после длинных… Она
всегда говорила, что жизнь человека —
всего лишь одна из земных комбинаций
собранных вместе птиц

Как лес
от дерева,
мир прячется от
человека

Стрекоза подлетела и села на нос пчелы. Пчеле это не понравилось и она сделала себе харакири. С чувством и обстоятельно.
А я стоял и смотрел, и думал… Над суицидной пчелой закружилась рыба
с предсмертной картины Дали. Украденной им у Босха. Потом сделала сальто и рухнула в бесконечность.
А я стоял и смотрел, и думал… Рядом остановился мамонт, разбуженный воплем пчелы. С него ручьями стекала вода, затапливая реальность…
Он, похоже, только оттаял и был еще очень несчастен.
А я стоял и смотре…
… показать весь текст …

Думал он, думал.
Думал он долго.
Думал всю осень и зиму… Весной,
очнувшись от запаха первых сиреней,
произнес со смертельной тоской на лице:
«Беатриче была проституткой»

Разбиваясь
о маленький
камень, огонь
становится мо-
тыльком

В тишине августейшей
я слышу, как плачет
ребенок, рожденный
птицей

По местам, не замеченным
временем,
странствуют краски
Мастера

Я вышел из дома,
потом обернулся,
увидел потухшие
окна и стало
немножечко грустно,
немножечко больно —
ведь кто-то остался
там

Более всего
меня настораживают простые вещи:
фиалки в руках одинокой девочки,
зеленая шляпа на голове прохожего,
обрывок афиши в объятиях ветра,
поползновения ложки на краю стола,
ужимки графина в малиновых сумерках…
Я в ужасе от
непостижимости происходящего
и, признавая свое поражение,
я укрываюсь от жутких подробностей мира
хрустальным щитом
безумия

До дома, который
пока еще помнит,
сняв сапоги,
идет босиком —
солдат побежденной
армии

Лилипуты, обнявшись,
грустят о больших
событиях

Птица
снится себе
и не может проснуться,
пока остается
птицей

Спелые души
груш источают
стоны плененных
женщин

Мир неизбежен
там, где в потоке
лучей золотистых
смерть обретает
плоть

Все, что живее
жизни, уже
не жизнь