Зачем гордость и честь, если можно откупиться? Другая, другая жизнь.

Быть дамой, приятной во всех отношениях, но в балете это просто невозможно.

Балет без сильного чувства, прямо скажем, дело безнадёжное, но в то же время быть добреньким ко всем-для искусства гибель.

Я не призываю к тому, чтобы на сцене текла кровь или показывали голую задницу. Просто надо делать хорошие спектакли.

Когда Юрий Николаевич Григорович выпускал спектакль «лебединое озеро» в Большом театре, я работала с солистами. Скоро Юрий Николаевич собирается ставить на сцене Кремлевского Дворца съездов спектакль «Иван Грозный», а я буду ему помогать.

Бывают роли, где нравятся отдельные эпизоды. Здесь, в «Легенде о любви», мне нравится каждый момент сценической жизни Мехменэ. Самые позы, самые движения, их великолепно найденная, подчиненная логике образа последовательность, так выразительны, что их надо только безукоризненно точно выполнить, не допуская никакой отсебятины. Такова вообще хореография этого спектакля, созданная Юрием Григоровичем. Такова его изысканная пластика, вызывающая аналогию с персидскими миниатюрами.

Мы дарим добрую ностальгию по тому, что никогда не вернется к любому из нас, по юности, молодости. Среди наших поклонников много менеджеров солидных компаний, директоров, владельцев крупного и среднего бизнеса. На работе эти мужчины и женщины-Иваны Петровичи и Елены Михайловны. Они носят дорогие костюмы, часы, украшения, подписывают многомиллионные контракты золотыми ручками. Но после работы уже никакущие. Сил нет, а так хочется вернуться в прошлое, сесть в старую тонированную «девятку», открыть окна, врубить «Ну где же вы, девчонки» и промчаться по городу!

Когда в 1944 году я переезжала из родного Ленинграда в Москву, будущий балетмейстер Юрий Григорович ещё не окончил хореографическое училище, а пустя время ленинградцы «Театр имени Кирова» приехали на гастроли в Москву, и я увидела его «Легенду о любви». Балет, который на многие годы предсказал всю философскую, гражданскую позицию тогда молодого, но уже безгранично талантливого балетмейстера Юрия Николаевича Григоровича. Долго ходила я под впечатлением «Легенды» и жалела, что уже не танцую.

Такое ощущение, что все сговорились удивить публику какими-то необычными системами!

Жизнь удалась, потому что работал с гениями.

Когда ты уходишь, время уже не имеет никакого смысла.

Ещё Иванам Петровичам очень хочется набрать полную машину этих самых девчонок и пацанов, привезти их на озеро, разложить пикничок, выставить на траву колонки, танцевать и пить портвейн, не думая о завтрашнем дне. Но все эти мечты уже недоступны, поезд ушел. Поэтому Иван Петрович с Еленой Михайловной покупают билеты на наш концерт, оставляют дома дорогую одежду, приходят на танцпол и отрываются так, будто им снова двадцать. Вы бы видели, что творят взрослые мужики во время наших выступлений. В этот момент их лучше не трогать! Потом Иван Петрович едет домой, и снова это директор, отец большого семейства. «Руки Вверх!» для него маленькая машина времени.

Хейтеры были, есть и будут. Когда мы начинали, музыкальных газет было немного, зато писали о нас регулярно. Называли, например, колхозной группой, полной деградацией. Но чтобы об этом негативном отзыве узнать, надо было журнал купить. Сейчас же, в нашем скоростном современном мире, буквально каждый может высказаться и это будет услышано.

Мы решили обратиться к балетам Михаила Фокина не только в связи с юбилеем «Русских сезонов» (хотя это и само по себе достаточно весомый повод), но прежде всего потому, что эти спектакли-важнейшая часть нашего культурного наследия. Для меня эти балеты-часть моей личной и театральной биографии. Мой дядя, танцовщик Мариинского театра Георгий Розай, танцевал сольную партию в «Половецких плясках» Фокина-ту самую, которую впоследствии танцевал и я.

Открою один смешной секрет. Когда нам было по 20, играл гормон и хотелось весь мир, нашим поклонницам было лет по 10−12. Выходил на сцену и видел в зале детей с косичками, когда они выросли и превратились в красавиц, я уже был женат. Посмотрите на мою Регину! Кто от такой женщины захочет гулять?

Мама разрезает хлебец вдоль, кладет в него кусок рокфора, заворачивает в газету и торопится вслед за отцом. Они идут на работу. Мы остаемся одни: сестра, брат и я. В те дни, когда отец и мать задерживались на работе и возвращались только вечером, изнемогая от усталости, нам часто приходилось делить на троих одно яйцо: одно-единственное.

Иногда нам оставляли хлеб и сыр. Их делить было легко, но говоря по совести, у нас частенько было только одно куриное яйцо.

Если варить вкрутую, его легко разделить на три части. В мешочек-целая канитель. Если всмятку-задача еще больше осложняется. Сделать яичницу было невозможно, потому что для этого требуется масло. Одним словом, куриное яйцо причиняло нам много беспокойства, тем более, что мы находились в том возрасте, когда один день хочется есть желток, а другой-белок, но в любом случае голод продолжал терзать наши желудки и после того, как мы съедали последний кусочек.

Отдельная подготовка каждой песни очень важна, но не меньшее значение имеет и место, которое она будет занимать в программе. Существует особая прогрессия, постепенное повышение напряжения. Нужно предусмотреть и необходимые минуты разрядки и отдыха. Нужно также объединить все песни по двум-трем смежным темам, но не впасть при этом в однообразие.

Организация концерта-дело весьма увлекательное, но не терпящее никакой небрежности. Это серьёзная битва в одиночку. Малейшая оплошность и вас ожидает провал. Неподготовленным выступлением можно обмануть сотню зрителей, расположившихся возле любительских подмостков, но это становится невозможным перед тысячной аудиторией.