«И гурии в вечном раю не поют так сладко, как звезды в пустыне».
Звучание их песен, но ваших губ.
«Тяжелая кровь Саула».
Их сладости, ваши рассказы. Я сидела пьяной от вас
на своих зрачках.
И этого было мало.
На зрачках — мало, хотелось вас больше везде.
На каждом моём сантиметре тела. Я хочу вашу юность вне времени. Самую древнюю,
свежую
юность.

По Меди было четко видно, почему он до сих пор не врач или юрист в Бейруте: каждый умен, когда сбоку. Меди был прозорлив во всем, что его не касалось или что он лично никак изменить не мог.
Как только дело подходило для него слишком к делу — вставай и действуй, он из эмпатичного и приятного человека превращался в расшатанный комок нервов, желающий одного: быстрее сдохнуть и ничего, никогда не решать.

Кто боится показаться глупым?
Это глупые люди, дамы и господа, будут бояться показаться глупыми — потому что глупы. Потому что им незачем казаться, они глупы и есть.

А не надо боятся показаться смешным, надо бояться глупым быть.
Это не страшно, показаться глупым. Армагеддон — когда ты тупой. Вот когда ты тупой и есть. А ты будешь тупым, если вся твоя жизнь посвящена не тому, как стать лучше и добиваться результатов, и быть более умным, более вдумчивым, более сфокусированным человеком. Ты либо…
… показать весь текст …

Правда — это самое лучшее оружие.

Когда вы можете очень четко, и спокойно, и твердо сформулировать себе, что происходит сейчас в этой ситуации, что это за человек, и кто вы такой — нет ничего и никого, кто будет сильнее вас. Когда вы способны это себе сформулировать очень четко, детально и, вот, — верно.
Но чтобы уметь добраться до таких уровней, надо уметь думать. Для того, чтобы уметь думать, нужно уметь чувствовать, потому что мысли и эмоции — они соединены. Нет интеллекта в разрыве от эмоций, дамы и господа. Это на самом деле не «сердце и мозг» — это один «орган», который если не работает слажено, значит вы дебил, всё.

Ваш интеллект — это побочный эффект того, что вы проживаете. Потому что только то, что вы проживаете, заставляет ваш мозг думать и анализировать ситуацию, и стараться что-то с ситуацией сделать.

Если вы искренне проживаете нежность и любовь, ваш мозг будет хотеть это выражать. Бам — он обязан думать: «Я это чувствую, я вот задыхаюсь от нежности и любви. Мне нужно подумать, как я хочу это выразить, мне нужно это выразить, иначе внутри у меня тесно, так хорошо, что не хорошо.» Бам — вот у вас завертелся мозг, пошла коммуникация.

Ваши эмоции выпинывают вас делать что-то с миром. И нет существа, которое было бы очень умным и при этом ничего не чувствовало. Не бывает таких существ.

«Правда — это самое лучшее оружие.

Когда вы можете очень четко, и спокойно, и твердо сформулировать себе, что происходит сейчас в этой ситуации, что это за человек, и кто вы такой — нет ничего и никого, кто будет сильнее вас. Когда вы способны это себе сформулировать очень четко, детально и, вот, — верно. Но чтобы уметь добраться до таких уровней, надо уметь думать. Для того, чтобы уметь думать, нужно уметь чувствовать, потому что мысли и эмоции — они соединены. Нет интеллекта в разрыве от эмоций, дамы и господа. Это на самом деле не «сердце и мозг» — это один «орган», который если не работает слажено, значит вы дебил, всё.

Когда ты цезарь, это все остальные видят сплошные триумфы, а ты знаешь все депеши, которые лежат у тебя на столе. Ты никогда не чувствуешь себя достаточным. Ты никогда не будешь чувствовать себя достаточным, когда ты живёшь по-настоящему. Потому что когда ты проживаешь жизнь, она всегда подбрасывает тебе новые вызовы, и чувство страха — это одно из самых стандартных вообще чувств. И если вы постоянно хотите от него откреститься — вы сдохнете в канаве червём, который хоть сто двадцать лет жил и ничего никогда так и не прожил. И единственный выход — это перестать бояться страха, перестать бояться некомфорта, перестать бояться грусти, тяжести, ощущения себя недостаточным. Вот ты просто перестаёшь этого бояться.

Вся жизнь — это большое полотно ваших выборов. Вся жизнь — это глыба мрамора, из которой вы высечете то, что вы высечете. И то, что вы высечете из этой глыбы мрамора — это полностью ваша ответственность. Это не родители, не мама, не папа, не президенты, не обстоятельства. Это ваши решения и ваши выборы, отрицаете вы это или нет, это работает как гравитация.

Джанни фантастически быстро лепил. Все, что стояло у него во дворе — баловство. У него всегда было с десяток заказов плюс всё, что он лепил для себя. Экстаз святой Катерины, к примеру. Он играл с материалами — дерево, бронза, мрамор, гранит. Он заставлял металл выглядеть как камень, камень, как дерево, дерево превращал в бронзу, но так тоже — баловался. Он всегда лепил в полный рост.

Святая Катерина у него кружилась. Церковь всегда ставит своих святых статично, а у него мрамор её робы расплес…
… показать весь текст …

Люди полагают, что методы изменяются, инструменты… и люди, как всегда, идиоты.

Овца остается овцой. Пока она не превращается во что-то иное, пока она блеет, и жрет траву, а не мясо сородичей, пока на овце растет шерсть, тебе состригать её ножницами, и кормить эту овцу травой: не камнями, не мясом, не молоком.

Не методы и инструменты меняются в первую очередь.

Пастухи.

Пастух способный справиться с миллионом овец — не пастух, справляющийся с сотней.

Этих людей разделяет бездна сосредоточенности и твердости.

Бездна в умении доводить мысли, дела, структурирование себя до конца.

Конфликт для человека не проблема.
Проблема — конфликт, который давит ему на гордыню. Который показывает человеку, насколько он урод или насколько немощен, насколько он не управляет событиями — тот конфликт, который заставляет вас почувствовать себя бессильными.

Герберт подбирал следующую пластинку,
солнце поблескивало в куполах в Вены.
Печальная фигурка качалась на качелях в саду,
веселела с каждым взлетом.
Из приоткрытого окна пахло морозом и гвоздичными звездами в карамели.

Все фантастически просто, Герберт.
Есть самые краткие, самые простые пути.
Имя им —
расслабленность,
выбор
и удовольствие.

Пути доступные по уровню сложности только богам.
… показать весь текст …

ОН: Если кто-то даже на капельку миловидный скажет вам, что не привязан к собственной
внешности — он идиот. Потому что к своей внешности привязаны даже самые жирные и страшные
бабы. Идиот лишь полагает, что столь наглая и тупая ложь кого-либо убедит кроме идиотов. Те нанее покупаются: уродцам всегда
приятно послушать, что не во внешности дело. Грязно, да? Прямо грязно становится. Ешьте.

«Он: Патер, не надо возражать, прежде чем вдумаетесь.
Я: Я не возражал.
ОН: И врете. Вы думаете, если вы не произнесете, так я не услышу? Зря, я не глухой несчастный
осел. А вы вдумывайтесь сначала в мои слова, вдумывайтесь, чтоб не только себя одного слышать, католическая вы моя обезьянка».

Мечты — прекрасно, великолепно. Мечты нужны каждому. Очень сложно жить, если у тебя нет мечты.
Мечталки — зло. Мечталка отличается от мечты тем, что ради мечты человек меняет мир, он перестраивает мир, перестраивает себя, перекраивает себя. Если я недостаточен, недостаточно тверд для своей мечты, значит я буду делать над собой хирургические операции, пока я не найду эту твердость. Если я недостаточно развит и умен, значит я буду делать хирургические операции на своем мозгу, пока я не найду и не выстрою в себе этот интеллект.
То есть, мечты меняют вас, меняют мир. Фраза «I have a dream» — это одна из самых сильных фраз мира, если вы встаете и идете за ней, а не делаете из нее дешевую помечталочку…

Красота каждого жеста вытекает из присутствия человека в моменте.

Я историю расскажу. Притчу. О Ханселе. Вот Хансель, вот тринадцатый век, когда прусов орден крестил. Хансель очень любит орден, очень любит Христа, меня — ландмайстера своего очень любит. Я даю ему людей и отправляю отстроить мне на соединении двух рек крепость. Это очень важное место, прибыльное, можно хорошее богатство поднять на одной переправе только. Проходит время. Я не могу каждый день с Ханселем созваниваться. Допустим переправа эта очень далеко в языческих землях. Там не только крепость…
… показать весь текст …

ФРАНЦ: Я не жалею. Я и запятой назад не…

АМАЛИЯ: Вот и зря. Значит, будешь жалеть позже. Чем позже, Франц, жалеют, тем меньше можно изменить.

Тоже мне — сказка про прутья. Ну и что, что десять хворостин не переломить, как одну? Их можно перепилить. Построил себе лесопильню и хоть упились — хоть сотни хворостин за раз. Это временная мера. Если мы говорим о твердости, а тут такая твердость нужна, так будь тем, что не сломать, ни перепилить. Будь бриллиантом. При чем здесь одна хворостина или десять?

Вода лежала тяжелая, серая,

мертвоватая такая вода.

И дело не в ней, Герберт, дело в нас.

Мы слишком ждем проявлений мира, забыв, что миру нечего проявлять. Это просто пустые белые стены в темной комнате. И только ты или я, мы — источник света решает, чему скакать по этим выбеленным пространствам, а чему — не быть.

Вода будет серой и грязной до тех пор, пока мы не дадим ей жизнь, брат.

Ну, может, не так буквально, как фараоны с их ритуалами плодородия,

но пока мы не дадим ей жизнь.