Что делать… Я люблю тебя
наперекор любым упрёкам
и чувства очень долгим сроком
смог доказать, навет терпя.

За столько лет не стихла страсть,
и мы с тобой всё чаще вместе.
И пусть тебе нужды нет в лести,
знай — надо мной твоя вся власть.

С тобой в разлуке даже час
я с вожделением не справлюсь
и, отыскав тебя, направлюсь
туда, где не прогонят нас.
… показать весь текст …

«Займитесь боксом лучше, чтоб без спешки
решить, чей победителя престол!» —
с доски кричат неслышимые пешки
гроссмейстерам, усевшимся за стол.

«Каждый пишет, как он слышит,
каждый слышит, как он дышит…»
Но читатель, как ни горько,
видит пар дыханья только.

Певец надежды и печали,
реалистичности творец:
герои жить хотят вначале,
но умирают под конец.

Они всё время ищут счастья…
И хоть мы знаем — счастья нет,
но вызывает в нас участье
столь незатейливый сюжет.

И так становится печально:
ведь всех, кто в мир приходит вновь,
ждёт к жизни, данной им случайно,
неразделённая любовь.

Мужики воюют — женщины рыдают…
Но предательский вопрос неслышно тих:
почему-то люди мирные страдают
только там, где «защищает» кто-то их…

Как русская словесность хороша,
синонимами радуя нам слух:
болит и оголяется ДУША,
а борется и вечно крепнет ДУХ!

Да посмотрите вы кругом:
мы что — одни лишь здесь живём?
А, получив рукой удар,
куда девается комар?
Души коровьей где приют,
когда говядину жуют?
И не волнуют нас никак
судьба всех, сгинувших в веках…
И мы не лучше, чем все те,
кто канул… — да! — в Небытие!

О, Русь с бесконечностью далей и весей,
размеры твои не сулят перемен.
Ведь править тобою нельзя без репрессий,
но с ними тебе не подняться с колен.

Страна подонков и безмозглых идиотов:
кто не подонок — тот, выходит, идиот,
раз хочет честно жить, кормя всех тех уродов,
кто, став подонком, к власти в будущем придёт.

Язык — велик! Величия в том суть,
что рифмы за собой зовут нас в путь.
И если он привёл нас к темноте,
то значит, рифмы выбраны не т. е.
А с правильною рифмой мы, как УРС,
на Истину нацеливаем курс!

Ну, а когда до Истины дойдём,
то к ней уже мы рифмы не найдём.

В стране такой, «обиженной» всем миром,
где «встали все с колен» плечом к плечу
и дружно маршируют за «кумиром»,
я, здесь живя, совсем жить не хочу!

Есть женщины, конечно, для услад…
Но думая о собственной семье,
мы вновь воссоздаём всегда уклад,
единственно знакомый нам из всех.
А так как все мужчины — это дети,
то жёны-мамки их и ловят в сети.

О, девушки — персики нежные!
И женщины — спелые яблочки!
Мы чувства питаем к вам грешные,
а любим… домашние тапочки.

Мужчину ставить на колени
дано лишь женщинам и лени.
И здесь во всём любви вина,
смотря к кому обращена…
Но женщин любим скоротечно,
а вот себя — весь век свой вечно.

Когда проблем хватает нам в реальности,
стараемся не думать о фатальности.
И если в новостях про апокалипсис
с утра вдруг сообщат, чтоб мы покаялись,
то люди всё равно, стряхнув дремоту,
потащатся привычно на работу.

О, женских ножек красота!
Не та, которая когда-то
воспета Пушкиным, а та,
которой мы, стесняясь взгляда,
готовы, взгляд не отводя,
тайком засматриваться вечно,
покуда лето, уходя
и поступив бесчеловечно,
не передаст свои права
плащей и джинсов златошвейке,
оставив взгляду лишь едва
побольше милой женской шейки…

—Но есть лицо! — Воскликнут бабы.
… показать весь текст …

В политике всегда найдётся отзвук
того, что в жизни знаем мы предметно.
Кричит всех громче: «Кто испортил воздух?» —
обычно тот, кто сам взбзднул незаметно.

Как за Россию мне обидно:
могла б великой быть страной,
не будь в народе столько быдла,
и будь в ней власть совсем иной.
Но ныне всем нам на беду
у быдла власть на поводу.

Парень с девушкой целуются в метро.
Пассажиры взгляд отводят в стрессе.
А его рука её бедро
нежно гладит в юбочном разрезе.

Молодости чудная пора,
страстных чувств прекрасные мгновенья.
Так же солнце плоть земли с утра
распаляет для совокупленья.

И земля воспримет солнца жар,
и ответит знойною истомой…
Только люди проворчат — кошмар,
ведь давно прохлада стала нормой.

Дурна натура человека:
тысячелетья, век от века
не улучшается она,
хотя всем истина дана.
Ни Веры свет, ни страх пред Богом
злу не являются порогом.
Мы вместо нравственных оков
хотим списания грехов,
а Церковь нам идёт навстречу,
и Веры смысл, и нас увеча.
Так может, Церковь распустив,
в себе крепить императив?