«…Я знал, что к ней так же бессмысленно тянуться вожделеющими руками, как пытаться зачерпнуть закат кухонным ведром…»

Все-таки по большому счету все мужики одинаковы, и нужно им от нас только одно. И ещё хорошо, если нужно.

Человек считает себя Богом, и он прав, потому что Бог в нем есть. Считает себя свиньей — и опять прав, потому что свинья в нем тоже есть. Но человек очень ошибается, когда принимает свою внутреннюю свинью за Бога.

В любви отсутствует смысл. Но она придает смысл всему остальному.

Может быть, это и есть старость? Подкралась откуда не ждешь. Не физическое увядание, не интеллектуальный упадок, а просто иссякает жизненная энергия. Сталкиваешься с препятствием — и не возникает, как прежде, желания прыгнуть выше, чтобы перескочить через барьер. Хочется сесть, опустить руки и опечалиться несправедливостью мира.

Вот так ругаешься на него, злишься, злишься, иногда убить готова. А потом как-то взглянешь как он ест на кухне, посмотришь на его макушку, и такая она беззащитная, родная, сжимается все и думаешь: «вот идиотка»

Очень трудно отказаться от того, во что вложены большая любовь или большой труд. Это не жадность. Это самоуважение.

Если русских останется только один хутор, то и тогда Россия возродится.

Быстро все превращается в человеке; не успеешь оглянуться, как уже вырос внутри страшный червь, самовластно обративший к себе все жизненные соки. И не раз не только широкая страсть, но ничтожная страстишка к чему-нибудь мелкому разрасталась в рожденном на лучшие подвиги, заставляла его позабывать великие и святые обязанности и в ничтожных побрякушках видеть великое и святое. Бесчисленны, как морские пески, человеческие страсти, и все не похожи одна на другую, и все они, низкие и прекрасные, вначале покорны человеку и потом уже становятся страшными властелинами его.

Чем истины выше, тем нужно быть осторожнее с ними: иначе они вдруг обратятся в общие места, а общим местам уже не верят.

Всякому кажется, что он мог бы наделать много добра на месте и в должности другого, и только не может сделать его в своей должности. Это причина всех зол.

Едва ли есть высшее из наслаждений, как наслаждение творить.

Как ни глупы слова дурака, а иногда бывают они достаточны, чтобы смутить умного человека.

о Боже, как в Париж хочу,
себе под нос уже бурчу…
который год, никто не слышит…
лишь только дождь и тот по крышам,
стучит морзянкой
слышу… слышу…
тебе коль хочешь расскажу,
я там бывал,
а ты, гляжу совсем с Парижем не знакома…
увы!
Париж это истома.
Это прелюдия любви… и свеч, интимные, огни…
уйди зануда,
бередИть не надо душу и сомненья,
… показать весь текст …

Политика есть самое концентрированное выражение экономики.

Что же ты потупилась в смущеньи?
Погляди, как прежде, на меня,
Вот какой ты стала — в униженьи,
В резком, неподкупном свете дня!

Я и сам ведь не такой — не прежний,
Недоступный, гордый, чистый, злой.
Я смотрю добрей и безнадежней
На простой и скучный путь земной.

Я не только не имею права,
Я тебя не в силах упрекнуть
За мучительный твой, за лукавый,
Многим женщинам сужденный путь…
… показать весь текст …

У моего приятеля
В качестве воспитателя
Была — да славиться ей в веках! -
Бабушка, говорившая на пяти языках.

Бабушка не была ни переводчиком, ни лингвистом.
Она когда-то окончила институт благородных девиц.
Она ходила в халате, засаленном и обвислом,
Читала философию и не любила художественных небылиц.

Она читала беспрерывно, бессистемно, бессонно
(Дольше всех светилось её окно в темноте)
Маркса, Пифагора, Кьеркегора, Ницше, Бергсона,
Конта, Канта, Ганди, «Униту» и «Юманите».
… показать весь текст …

И открытий людских накопленье,
и расчёт, и святое прозренье
нас влекут невозвратным путём.
И когда-нибудь я да куплю-то
не собаку себе, а компьютер —
мы с ним общий язык обретём.

Душ родство непременно обрящем.
В мире, вечно куда-то спешащем,
вновь и вновь я опять и опять
нажимать стану кнопку за кнопкой —
словно в будничности неторопкой
псине за ухом нежно чесать.
… показать весь текст …