С Кэтрин ночь почти ничем не отличалась ото дня, разве что ночью было ещё лучше.

Человек не для того создан, чтобы терпеть поражения… Человека можно уничтожить, но его нельзя победить.

Он начал свою карьеру на ее деньги, и она родила ему двух отпрысков мужского пола, которые, как и мать их, не отличались умом. Он обходился с ней хорошо, пока нажитое им состояние не превысило ее первоначальный капитал, а тогда он мог позволить себе перестать замечать ее. После того как его состояние достигло этой цифры, ему уже никогда больше не докучали ее головные боли, ее жалобы и ее планы. Он просто игнорировал их.

Плохо писать о том, что действительно с вами случилось. Губит наверняка. Чтобы вышло толково, надо писать о том, что вы сами придумали, сами создали. И получится правда.

— Я сумасшедший, — сказал он. — Это просто замечательно. Все равно, что быть влюбленным, только все всегда кончается хорошо.

Нечего оплёвывать всё, что было, только потому, что скоро потеряешь это. Не уподобляйся змее с перебитым хребтом, которая кусает самое себя; и тебе, собака, никто не перебивал хребта. Тебя ещё не тронули, а ты уже скулишь.

Надо, чтобы у каждого был кто-нибудь, с кем можно поговорить по душам, потому что одиночество свое всё-таки чувствуешь

— Я мало кого люблю.
— Нет, — сказал священник. — Неправда. Те ночи, о которых вы мне рассказывали. Это не любовь. Это только похоть и страсть. Когда любишь, хочется что-то делать во имя любви. Хочется жертвовать собой. Хочется служить.
— Я никого не люблю.
— Вы полюбите. Я знаю, что полюбите. И тогда вы будете счастливы.
— Я и так счастлив. Всегда счастлив.
— Это совсем другое. Вы не можете понять что это, пока не испытаете.

Каждый человек рождается для какого-то дела. Каждый, кто ходит по земле, имеет свои обязанности в жизни.

Ужасно легко быть бесчувственным днем, а вот ночью — совсем другое дело.

— Человек, — сказал он. — Человек один не может. Нельзя теперь, чтобы человек один. — Он остановился. — Все равно человек один не может ни черта.
Он закрыл глаза. Потребовалось немало времени, чтобы он выговорил это, и потребовалась вся его жизнь, чтобы он понял это.

Мы любили друг друга в комнате, где даже днём было темно от опущенных штор и пахло цветами…

Она положила зеркало на стол, подошла к окну и стала смотреть в сад. Становилось темно.
— Хочу крепко стянуть волосы, и чтобы они были гладкие, и чтобы был большой узел на затылке, и чтобы можно было его потрогать, — сказала она. — Хочу кошку, чтобы она сидела у меня на коленях и мурлыкала, когда я ее глажу.
— Мм, — сказал Джордж с кровати.
— И хочу есть за своим столом, и чтоб были свои ножи и вилки, и хочу, чтоб горели свечи. И хочу, чтоб была весна, и хочу расчесывать волосы перед зеркалом, и хочу кошку, и хочу новое платье…
— Замолчи. Возьми почитай книжку, — сказал Джордж. Он уже снова читал.
Американка смотрела в окно. Уже совсем стемнело, и в пальмах шумел дождь.
— А все-таки я хочу кошку, — сказала она. — Хочу кошку сейчас же. Если уж нельзя длинные волосы и чтобы было весело, так хоть кошку-то можно?

Никогда не путешествуй с нелюбимым человеком.

Он никогда особенно не ссорился с этой женщиной, а с теми, которых любил, ссорился так часто, что под конец ржавчина ссор неизменно разъедала всё, что связывало их. Он слишком сильно любил, слишком многого требовал и в конце концов оставался ни с чем.

Сейчас ты отсюда уйдёшь, зайчонок. Но и я уйду с тобой. Пока один из нас жив, до тех пор мы живы оба.

Самый важный дар для писателя — встроенный противоударный детектор дерьма.

Какой толк писать о том, о чем уже было написано если не надеешься написать лучше?

Простые мелодии успокаивают душу, если она у вас, конечно же, есть.

Какие мы, мужчины, скоты, когда разозлимся.