Любовь в том и невероятна, что она каждый день может расти и расти. У неё нет окончательного пункта. Да это же великолепно.

— Франц Вертфоллен, «Шот Жизни»

Рай — далеко,
Ты — высоко,
Дела — неотложны,
Мысли — безбожны.

Но, Господи,
Все — ничего,
Когда б не неистовство —
Безбрежно неистовство
Норманн.

Все существующие страны в той или иной степени больны, потому что люди в этих странах в той или иной степени больны.
Ты хочешь здоровую страну, тебе надо думать не над политическими механизмами управления. Тебе надо думать, как сделать здоровыми людей.
Вот с этого всё начинается.
У тебя не может быть здоровой страны с больными людьми.

Любовь не бывает сёстренской, дружеской, материнской, отцовской, ответной, безответной…
Она просто есть. И это твоё величайшее счастье. Это счастье — хотя бы кого-то в этом мире любить.
Любовь — такая редкая вещь. Она не возникнет к первой попавшейся у вас на дороге луже.
Любовь всегда и только любит за сердцевину. Ты не можешь полюбить существо ни за что другое.
Ты любишь существо за его сердцевину. За то, как оно наполняет тебя. За то, сколько жизни оно привносит в твою жизнь. Вот за это ты любишь.
Поэтому ты не полюбишь первого попавшегося на пути.
Если ты наконец-то нашёл кого-то, кто поселил в тебе такое пламя, такой источник энергии. Такой колоссальный, мощнейший просто источник энергии.
Вот это счастье.

Искусство — это либо поиск бога, либо красоты, что в конечном итоге одно и то же.

Любовь — это самый лучший источник топлива.
Любовь даёт тебе силы жить.
Когда ты не заходишься на панике и повернутости на себе, а когда ты способен удерживать фокус на цели, на результате и к нему идти, ты становишься сильнее.
И прелесть любви в том, что она не даёт тебе сдаться.

И хорошо бы, чтоб что-то дешевое, как жалость, сжимало губы, но это была не жалость.
Он был согласен даже на сочувствие, если б только это могло быть сочувствием.
Но то было нежностью.
Белой, хлопковой нежностью —
приручающим самым из всех ошейников.

Франц Вертфоллен, «О Кузнечиках»

Мир не так уродлив, как тебе кажется. С ним справляются, слышишь. Даже когда очень грустно, или страшно, или больно.

Люди всегда будут стремиться общество поделить. Психика у них такая, для комфорта и стабильности мира, им нужны «свои» и «чужие».

«Любовь — это желание каждый день соблазнять».

Глупость — это самая заразная болезнь, хуже чумы и хуже коронавируса.
Нет более страшной болезни, чем человеческая глупость.

Франц Вертфоллен «Вакцина от Идиократии»

Чем больше вовлекаешься ты в жизнь — тем больше у тебя азарта жить.

Люди, ваши эмоции — это самое лучшее, что у вас есть, самая лучшая часть вас!

И она многомерна.

Может быть, в том, как вы кастрируете себя вашей ленью, трусостью, невовлечением, вы делаете себя одноклеточными. Но эмоции у вас изначально — не эмоции одноклеточных.

«Когда ты по-настоящему кого-то любишь, ты очень хочешь чтобы этот человек был счастлив. Когда ты по-настоящему кого-то любишь, ты наоборот стремишься к гармонии, никогда ни к разрушению»

Неужели я откажусь от полета лишь оттого, что он будет недолог?

Я верю, что есть существа — невероятно редкие, но которых так надо искать — что превращают твой мир — ненаполненный и по-человечески бесполезный — в сияние бриллиантов или галактик, разбрасываемых легкой рукой, пьяной от счастья, от желания красоты…

Отказываться от своих желаний — это хуже даже, чем от слов своих отказаться. Если так долго делать, желаний не останется. Как только у тебя не остаётся искренних желаний, ты — труп. Ты не знаешь больше, из чего тебе жить.

Нет экстравертов и интровертов. Есть просто люди, которые умеют общаться или не умеют.

И коммуникация — это одна из самых сложнейших вещей в мире. Ей учатся, и учатся, и учатся.

«Ваши эмоции пришли вам сказать, что вы сдохнете, если будете продолжать себя заводить в жопу, а это делаете вы и только вы с самими собой.»

«А за что же всё-таки любят? За сердцевину, за выборы, которые делает человек, за то, как он чувствует мир».