Я разлюбила, но не умерла, а возродилась к жизни полноценной!
В судьбе своей я истину нашла, исполнившись надеждой драгоценной.
Доверья к миру ты не утеряй, не обрезай сердечной воли крылья!
И рай души своей не предавай, и станет сказка разноцветной былью.

Родной, любимый человек! Души прекрасной воплощенье!
Пусть светлый твой продлится век счастливой истины прочтеньем!
Твой каждый вздох боготворю, твой каждый шаг благословляю!
Превознося, тебя храню, везде твой образ проявляя.
Благодаря, тебя дарю молитвы нежному прошенью
и посвящая жизнь мою сердечной мудрости свершенью!

Слова все сказаны давно,
молчание сполна испито,
снов пересмотрено кино,
и то, что прожито. избыто.
Всё, что болело, отлегло,
то, что рождалось, повзрослело,
созрело, встало на крыло
и в небо звёздное взлетело.

Как краток человека век! И в радости не настрадаться,
не прекратить за счастьем бег, ему, отдавшись, не отдаться.
И к смерти страсть не пережить, и жизни не забыть бояться,
не научиться мир любить, не победить, но и не сдаться.

Всё видел, но ничто не разглядел.
Всё слышал, но ни звука не расслышал.
Всё брал, но ничего не захотел.
Всё, чем дышал, то в жизни дышло вышло.
Везде себя бездушно предлагал.
Итог судьбы вполне закономерен:
повсюду ты позорно проиграл,
ведь был гордыне слепо верен.

В твоей руке — моя рука. В твоих глазах — моя улыбка.
Как неба вздох, душа легка, но ярче солнечного блика!
В твоей мечте — моя мечта. В твоей судьбе — мои молитвы.
Единой песни красота — в сердцах, любви своей открытых!

До дыр заношенная ложь,
сквозь дыры — истины прогляды.
На склад старьёвщика похож
дух в маскировочных нарядах.
И гулким эхом тишина —
в застенках гибнущего сердца.
Тюрьмой душа тебе дана,
коль на себя не опереться.

— Хочу! — сказала гневно ты. Зла от добра не отличая,
в капризе детской простоты пошла по самому по краю.
— Люблю и зла не сотворю! — себе отчаянно внушала.
У чёрной бездны на краю свою лишь участь предрешала.
— Желанье праведно моё! — отринув совести веленье,
вошла в чужое бытиё гордыни тёмным устремленьем.
И этот шаг последним стал, расставшись с истины оплотом,
над остротой пороков-скал паденье мнишь победным взлётом.

Прозрачный свет весеннего раздолья, рождённый из туманной пустоты —
то пережитой смерти послесловье, то предисловье новой красоты.
Восходят ввысь бытийные начала, влекут вовне сокрытое в себе.
Влиянье их значением немалым дух возродит в изломанной судьбе.

И из дороги, странствием разбитой, падений, взлётов выплетется вдруг
та нить, которой жизнь твоя прошита, что держишь ты, не выпустив из рук.
И ты войдёшь в начала и предтечи, наполнив сердце таинством мечты.
Путь краток сна, а осознанья — вечен. Сил обновленья — в истину мосты.

Любовь — то ветра поцелуй, и солнечных лучей касанье,
и свежесть родниковых струй, и птичьей музыки звучанье,
и светлость утреннего сна, и радость мира пробужденья.
Любовь — то бытия весна и жизни вечной продолженье.

Себе не друг ты и не враг,
а так, причина к оправданью.
Жизнь обессмысленна в пустяк,
в упрёк натужный мирозданью.
Её прожить — проволочить
себя за шкирку к звёзд свеченью.
За пустоту свой путь продлить,
за грань и счастья, и мученья.
Тоской насытившись сполна,
закрыть в бездумье былое
и обнаружить, что она —
твоя душа — всегда с тобою!

В пустых купался ты словах,
как воробей в пыли дорожной.
Грозы предчувствуя размах,
искал защиты в лоске ложном.
Не повезло — промок насквозь,
и фальши смыто наважденье.
Одно, однако, удалось —
создать к себе пренебреженье.

Выпадала нежная роса,
сны ночные складывали крылья.
Пробуждаясь, птичьи голоса
в небе розовеющем поплыли.
Раскрывался утра аромат
и лучей стелился продолженьем,
и светила лунного закат
ясных мыслей чествовал рожденье.

В заложниках у правды и у лжи,
расколотые надвое, мы бродим.
Сознанья щель — там жизни миражи,
и пленный дух лишь в них блуждать свободен.
И колобродит чувствами душа,
то счастьем, то печалью упиваясь,
а силы те, что Истину вершат,
везде сокрыты, всюду проявляясь.

Печаль твоя, как утренний туман,
поднявшись к Солнцу облаком прозрачным,
и радостным доверившись лучам,
вдруг мимолётным дождиком заплачет.
И счастья миг, как вечности полёт,
вдруг развернётся неба высотою
звезды твоей сияющий восход
ни дождь, ни снег, ни сердца смог не скроет!

А где-то — мир в объятьях снежных. Меж поцелуями Зимы
покой разлился безмятежный, и явью дышат сказок сны.
А где-то — мир в туманной неге. И ангелов осенний бал
творит мечты о первом снеге, что скроет судеб карнавал.
А где-то — в Солнца жаркой ласке, в разливах неба и воды,
рождают грёзы жизни краски для каждой доли и судьбы.
И где-то — чудо откровенья, и где-то — тайны глубина.
И всюду — к свету устремленье, как со-бытийности струна.

Гор седых роскошное убранство под холодной платиной небес,
белых снов слепое постоянство меж туманов пепельных завес.
И молочный пар речных дыханий, тяжесть искр на согнутых ветвях,
красота застывших очертаний, отражений в ледяных слоях.
И следов, и троп неразличимость, и слепящей стужи полумгла,
солнца луч, как выжданная милость, и душа, что сердцем отлегла.

Осыпались звёзды искрами, и летел, кружился снег.
Ясными светился мыслями добрый духом человек.
А страдалец сердца тёмного, небом застанный врасплох,
вдруг над явью приземлённою делал жизни новый вздох.

Коль к чёрной магии прибег — забудь о счастья светлой доле.
Двуличия недолог век, к расплате дан мотив и воля.
Ты можешь долго прикрывать свой выбор добрым устремленьем.
Лишь до поры возможно лгать — до времени судьбы свершенья.
Корысть, гордыня, тьмы расчёт — основа мрачных предрешений.
И оправдания не в счёт, и нет к незнанью снисхожденья.
Смешно обманывать себя и верить, что вложенье злое
взойдёт, как радости заря, над чьей-то сломленной судьбою.

Гаснут дни, ночные тают дали, отцветая, вянет красота,
но ведёт сквозь холод и печали о любви высокая мечта.
Ей доверю сердца пробужденье, с ней открою неба благодать,
и души моей преображенье не отсрочить и не избежать.
И когда, исполняясь вдохновеньем, в день грядущий с радостью войду,
смысла жизни новое прочтенье в обретённом чувстве я найду.