Раз в несколько лет езжу проведывать свою маму, живущую с семьей младшей дочери, а значит, моей сестры Розы, в Хабаровском крае. Путешествие утомительное: сначала надо на самолете из Туры выбраться в Красноярск, это больше двух часов лету. Затем в Емельяново пересесть на другой самолет и еще четыре часа лететь до Хабаровска. Там пересаживаешься на поезд и еще полдня и ночь «пилишь» на север, до бамовского поселка Новый Ургал. Ну и таким же макаром обратно. Иногда размышляю над тем, как же это так разметало нашу семью по Сибири, в советские времена жившую на севере Казахстана, что сейчас попробуй соберись вместе: один мой брат живет в Омской области, я вот обосновался в Эвенкии, сестра с матерью оказались в Хабаровском крае, там же навсегда упокоился еще один моей брат. А если еще учесть, что во Владивостоке осела моя двоюродная сестра, которую я, впрочем, не видел уже несколько десятков лет, то получается полная «сибириада» в исполнении одной семьи… Судьба, как говаривал персонаж моего любимого, так рано ушедшего из жизни замечательного актера-юмориста Михаила Евдокимова.
Впрочем, это все лирика. Вот так однажды в середине девяностых, отгостив у мамы с сестренкой, я поехал обратно. Поезд прибывает в Хабаровск рано утром. А мой самолет на Красноярск — поздно вечером. Чтобы не маяться в большущем и шумном здании Хабаровского аэропорта, да и спать хотелось (в поезде так и не сомкнул глаз), решил устроиться в припортовую гостиницу. Там шел ремонт с положенным для такого случая бардаком. Но место для меня нашлось. Правда, только в двухместном номере. «Там военный остановился, серьезный мужчина, — сочла нужным предупредить меня администратор, молодящаяся крашеная блондинка. — Да, вот еще что: места общего пользования — в конце коридора».
Ну, в конце так в конце, надо будем — сходим. Я заполнил бланк, уплатил за сутки проживания и поднялся наверх. Нашел нужный номер, толкнул дверь. Заперто. Прислушался — из номера слышался могучий храп. Постучал, сначала негромко, потом все громче и настойчивей. Храпеть за дверью перестали. Под чьим-то грузным телом жалобно заскрипела кровать, послышались шлепки босых ног. Дверь распахнулась, и в проеме ее вырос огромный, под два метра, усатый и носатый мужичина лет сорока пяти, в майке, с опухшим лицом и мутными красными глазами. От него разило перегаром.
— Чего надо? — грубо спросил он.
Я с пониманием отношусь к пьющим людям, потому как и сам иногда не прочь «приложиться». Но в дороге всегда придерживаюсь сухого закона, и потому провести эти несколько часов в обществе пьяного мужика мне совсем не хотелось. Однако деваться было некуда, других свободных мест в ремонтируемой гостинице не было.
— Живу я тут, — ответил я. — Можно?
Мужик отступил назад, пропуская меня. Я прошел в комнату, в которой, несмотря на открытую форточку, не просто пахло, а воняло табачным дымом и стойким перегаром, на столе посреди комнаты виднелись следы недавнего пиршества: какая-то засохшая закуска, грязные стаканы, полная окурков пепельница. Поставив сумку у свободной постели, я отодрал залипшие от краски шпингалеты и с треском распахнул окно. С улицы ворвался свежий воздух, зашевелил прокуренными тюлевыми гардинами.
Мой сосед протяжно зевнул и снова грузно повалился на свою кровать. На кресле, стоящем у стенки, валялся небрежно брошенный офицерский китель с подполковничьими погонами. Эмблемы в петлицах были общевойсковые, поэтому понять, в каком роде войск подвизается мой случайный сосед, было невозможно. Я разделся, повесил рубашку и брюки на спинку стула и тоже улегся в постель. Через несколько минут раздражение отпустило меня. Я стал постепенно засыпать, несмотря на шум, обычный для рядом находящегося аэропорта, храп пьяного подполковника. И тут в дверь постучали. Сосед продолжал дрыхнуть. Я чертыхнулся и пошел открывать дверь. На пороге стоял молодой коротко стриженный капитан-пограничник (это было видно по зеленому околышу его лихо сбитой на самый затылок фуражки) лет тридцати и радостно улыбался во все свое розовощекое лицо.
— Здравия желаю! — бодро гаркнул он и тряхнул полиэтиленовым пакетом, в котором угадывались тяжело провисающие бутылки. — А товарищ подполковник еще изволят почивать? Непорядок в танковых войсках! Разрешите пройти? Я, собственно, к нему. Но если вы разделите с нами компанию, то и к вам. Так как, присоединитесь?
— Спасибо, — буркнул я, направляясь к своей постели. - Мне нельзя.
По всему, это они вдвоем, а возможно, еще с кем-то, «пьянствовали водку» здесь ночь напролет, хотя по капитану этого совершенно не было видно. Впрочем, он, наверное, еще и не ложился, и уже успел сгонять за опохмелкой.
— Подъем! — загорланил он над уходом спящего подполковника.
— А, что? — подскочил тот.
— Прошу к столу, товарищ подполковник, — оживленно тараторил капитан, выгружая содержимое пакета. Впрочем, там было всего два предмета: бутылка водки и литровая пластиковая емкость с каким-то прохладительным напитком.
— Завтрак, полный витаминов! — объявил капитан, разливая водку по стаканам. Хмурый подполковник уже накинул на себя рубашку защитного цвета с болтающимся на груди самовязным зеленым галстуком, и усевшись за стол, гулко глотал сок из горлышка пластиковой бутылки. Капитан разлил водку, еще раз предложил мне присоединиться.
— Конечно, давайте к нам, — пробасил утоливший жажду подполковник.
— Нет, господа офицеры, спасибо, не могу, язва расшалилась, — соврал я (накаркал — той же осенью она у меня и объявилась).
И подкинул им тему для разговора. Пропустившие по «соточке» офицеры оживились, стали вспоминать о службе в отдаленных гарнизонах, как их там паршиво кормили, отчего как у солдат, так и у одиноких командиров, харчившихся в солдатских столовых, не проходила изжога. Мне от этих разговоров неожиданно захотелось есть. Поскольку заснуть уже все равно бы не удалось, я оделся и спустился вниз. Буфет в гостинице не работал. Мне сказали, что за углом есть кафе. Нашел его, съел порцию пельменей, какой-то салат, попил чаю, покурил на улице. До отлета моего самолета оставалось еще не менее шести часов. Я обреченно вздохнул и поплелся к себе в номер.
Подполковник уже снова спал, отвернувшись лицом к стенке. Раскрасневшийся капитан одиноко сидел за столом с недопитой бутылкой водки. Увидев меня, он обрадовался и протянул руку:
— Давайте же знакомиться, черт возьми, или мы не русские люди? Андрей!
— Я не совсем русский, — признался я, называясь.
— Ну, татары — вы нам почти родня, — еще больше обрадовался капитан. — У меня вот жена татарка. Ну что, давайте, дернем по этому случаю, а?
Он с надеждой смотрел на меня.
— Нет, Андрюша — твердо сказал я. — Ты не обижайся, но в дороге не пью. Принцип. Поскольку по молодости влипал в такие истории, что врагу не пожелаешь. Ты мне лучше скажи, чего это с подполковником-то? Чего это он как «ванька-встанька»? Как же он доберется туда, куда едет?
— Доберется, — беспечно махнул рукой Андрейка, наливая себе водки, а мне напитка. — Это он с горя. Командир танкового полка, получил назначение в Чечню. Мы с ним вчера в порту познакомились. Я из отпуска на Камчатку возвращаюсь, а он вот куда направляется, в самое пекло. Отказаться не может, а ехать надо — служба. Самолет у него ночью. Так что еще придет в себя. Ну, за знакомство!
Андрей еще посидел немного, допил почти всю водку, впрочем, оставив грамм пятьдесят для подполковника, и ушел в порт. Я опять улегся и начал усиленно жалеть подполковника. Их же там жгут в Чечне, эти танки, как картонные. Сколько уже ребятишек сгорело живьем в своих холодных стальных машинах. Каково это переносить их командирам? Вот подполковник и печалится…
Я уже начал засыпать под эти горестные размышления, как подполковник вдруг перестал храпеть, завозился на своей кровати, потом встал, прошлепал босиком в угол номера и… я не поверил своим глазам и ушам. Подполковник с громким журчанием начал мочиться прямо на пол.
Придя в себя, я заорал:
— Э-э, полковник, ты что, совсем?
Подполковник сделал свое мокрое дело, молча посмотрел на меня тяжелым мутным взглядом и вернулся в свою постель.
Внутри у меня все клокотало. Ну уж нет, с таким скотом оставаться в одном номере «западло»! Я, чертыхаясь, быстро оделся, прихватил свою сумку и спустился вниз.
— Что так быстро? — удивилась дежурная.
— Вы бы там прибрались, — пробурчал я, направляясь к выходу. И больше ничего не сказал. Сами все увидят.
В порту я набрал свежей прессы, забрался на второй этаж, в зал ожидания, и стал коротать время за чтением газет. И чуть не свалился с жесткой лавки, когда часа через полтора увидел чинно прогуливавшихся бок о бок своих старых знакомых. Капитан Андрей подмигнул мне, а танкист даже не повернул в мою сторону своей носатой головы. Подполковник был выбрит, достаточно свеж и распространял вокруг себя благоухание хорошего одеколона. Как будто это вовсе не он всего несколько часов назад валялся пьяный как свинья в замызганном гостиничном номере!
Ну что тут скажешь? Настоящий полковник! Во всяком случае, надеюсь, что он им стал и благополучно вернулся из той чеченской командировки. Если где-нибудь не погиб по пьянке…
2006 г.