В моем доме есть музыкальные половицы, скрип скрипичным ключом оплетает босые ноги. В нем всегда на пороге уставшие ли с дороги, забежавшие ли погреться или напиться… В нем всегда есть жизнь. На безрыбье есть кот и кошка, но они недовольны, когда у меня безрыбье.
Им без разницы, где мы находимся — на отшибе или в центре. Им только бы рыбки ещё немножко, и полоску, нагретую солнцем почти до жара, недогрызенный провод, звенящие безделушки… И хозяйку, которая гладит по тёплым ушкам, не ворчит на проделки и любит, вот так, задаром, не за то, что ходят по струнке и знают место, а за то, что делают стены и крышу ДОМОМ. Моим маленьким миром, в котором покой и дрёма превращаются к вечеру в маленькую фиесту, моей маленькой сказкой с беспечно открытой дверью (чтоб всегда сквознячок из историй и приключений), и неважно, что в планах — коньяк или чай с печеньем, и неважно, кто в планах, кто найден, а кто потерян, кто забыт на пороге, кто памятен васильками между книжных страниц растерявшими лоск и свежесть (вспоминала бы чаще — по пальцам страницы режут и приходится реже их чувствовать под руками).
В моем доме меняют на счастье любое горе — заходи на досуге, здесь выгодный курс обмена. Всё же — кошки. И я. И любовь. И немножко — стены.
И скрипят половицы — по прежнему, в си мажоре.