Василий Ебический (история одного кота).
Вчера валялся в ванной и перечитывал Пратчетта. И понял, что кот Грибо, о котором там так много, невозможно напоминает мне Василия Ебического. 
Вроде как Терри-наше-все-Пратчетт с Васьки писал. 
Когда я жил в общаге (самостоятельности хочется, а денег на съем нормальной квартиры не было), ко мне прискакало маленькое дикое взъерошенное черное пятно. 
Сожрало кусок рыбы, перевернуло кактус, нагадило в углу и осталось жить. 
Пятно выросло в котяру, о котором до сих пор с содроганием вспоминают все друзья и брат. 
Брат так вообще иначе, как «бультерьер сраный», его не называл. 
Я ж не кошатник в классическом смысле. Мне вот эти все котики в вазах, диванные персы и прочие выставочные предметы неинтересны. Мне животные интересны в их естественной среде обитания. 
Там, где смерть реальна, за едой надо бегать, а самку т--ают по своей воле, а не потому что хозяйка захотела срубить бабла на котятах или щенятах. 
Животные мне интересны как животные, без всего этого слюнявого очеловечивания «ой, собачка стоит на задних лапках», «ой котик бегает в колесе», «ой тюлень играет мячиком». Без «он такой умненький», «он все понимает» и прочего приписывания животным человеческих качеств. 
Приползло жить ко мне? Живи, нет проблем. Но уважай меня. А я уважу тебя. Как животное, а не экспонат выставки. 
Так и вышло. Я не был ему хозяином, он не был «моим» котом. Мы дружили. 
Я его тренировал — цеплял что-то на удочку и, читая книгу, просто крутил удочку над головой. Кот полтора часа мог носиться по кругу без остановки. Натренировал, на беду окружающим. 
Василий строил всех гостей. Встречая, просто перегораживал вход в комнату и (особенно!) на кухню. Медленно осматривал своими желтыми блюдцами. И потом по критериям, мне неизвестным, принимал решение «все хорошо, пусть живет, он будет у меня страдать». 
Желание сюсюкать и утипутять, мять котика, трясти его и жмакать у гостей пропадало быстро. После первой порции йода и бинтов — руки Василий рвал знатно, в клочья. 
Если кто-то хватал за хвост, пинал, прижимал или просто не давал коту пройти по своим делам, я молча шел к аптечке и считал про себя. Пять… четыре… три… два… один… ага. «Андрюха, уберииииаааааа его от меняяяаааа! " 
Ветеринар осматривала кота — мяла живот, смотрела зубы, чего-то там еще выискивала — он все терпел. Даже мурчал. Но когда она сказала «он такой сильный и красивый, Вы не хотите отнести его на выставку? «- получила мгновенный удар лапой в нос. Так и ушла, с кровью на лице — тихая, осторожная. 
Дисциплина была железная. Никто не трогал меня. Никто не трогал кота. 
Все научились вешать свои сумки и рюкзаки в шкаф. Ибо если что-то бросалось на пол — Василий не метил стыдливо, нет, что вы. Исподтишка это для трусов. Он открыто подходил и мощно, нахально, обильно мочился на брошенный на пол кожзам. «То, что на полу — либо Андрея, либо мусор». 
Раз в месяц Ебический удирал на улицу — бить крыс и т--ать… в общем, я не уверен, что он т---ал только кошек. После случая с соседской пуделихой. 
Этот мерзопакостный кудрявый половик гавкал на балконе просто из принципа. Мол, смотри, мир, вот я вся такая стриженая-красивая. 
Ебический решил проучить. Наверное. 
Сел на перила (так, чтобы его было видно с соседского балкона) и стал греться на солнце. 
Пуделиха, увидев кота, изошла на какашки. Она лаяла полтора часа, попукивая и повизгивая. Василий жмурился на солнце и демонстративно потягивался. Мне было пофиг — я сидел и клеил модель корабля. 
Шавка перешла на хрип. Потом на сип. Потом просто выдыхала воздух, изможденная. Тут-то Васька и перепрыгнул на соседский балкон. А через пять минут пришла соседка. 
Потом, на следующий день, соседка с белым лицом, дрожа от унижения и позора, прошептала в коридоре «ваш кот… мою Бусечку… прямо на балконе… сделайте с ним что-нибудь… вы же интеллигентный человек». 
Я и сделал. Я в принципе перестал закрывать дверь на балкон. Еще пара половых актов — и пуделиха разучилась гавкать, прыгать и вообще как-то проявлять себя. Тихо сидела где-то на диване, не показываясь наружу. 
Так что я не уверен, что вставлял он только кошкам. Раз в месяц уходил с выражением морды «мне надо! «. Приходил через пару дней тощий, со свежими ранами, жрал и отсыпался. 
Ворюга, умница такой. Еду тырил у всех соседей в округе. Прямо со столов. 
Решив доконать соседку-пуделевладелицу, сожрал у нее полтора килограмма только что сваренной рыбы. Вспомнив про вежливость, решил сказать «спасибо». Соседка как раз на диване спала. Васька лизнул ее в нос. Соседка открыла сонные вежды и увидела перед собой черную харю с рваным ухом и желтыми порочными глазами. 
По-моему, после этого у соседки закончились слова. Все, чем она могла общаться со мной — всхлипывания, пузыри ртом и тихие стоны. 
Прагматик в мире животных. Пару раз мне под дверь подкидывали больных котят. Он их душил — молча, сразу. Ветеринар пояснила — если Василий понимал, что котенку не выжить, он его убивал. Чтобы не мучился. 
Но когда под дверь подкинули Мормышку (уличная зелено-полосатая кошка, прокушенная шея, порванное ухо) — Василий стал ее выхаживать. Выходил, подождал, пока созреет и оприходовал по полной программе. Четверо котят 
— обалдуев, которые лазили даже по потолку, играли папиными яйцами в волейбол и загоняли мамашу на шкаф. Еле-еле пристроил это хулиганье по чужим дачам. 
Драчун. Соседскому боксеру выбил глаз. Ибо нехер мешать травку щипать. 
Крики соседей «ваш кот нашу сабааачьку» были слышны по всей Лукьяновке. 
Я пожал плечами и посоветовал не выпускать собаку на улицу без поводка, когда там Василий витамины собирает. 
Все соседские и уличные коты были биты. Кстати, кошачья драка — красиво. 
Васька молча, без воплей, работает лапами (мышцы бугрятся и перекатываются), а в лучах вечернего солнца во все стороны летят клочья вражьей белой, например, шерсти. И крики, крики. «Уберите котааа! «. Сама убирай. Я не идиот — в эту мясорубку руками лезть. И вообще нефиг его выпускать на улицу без присмотра. Животное без хозяина — либо еда, либо сексуальный объект, либо тренажер. 
Единственное, что Василию не удалось тр--нуть, сожрать или стырить — кактус Ганс. Ебический терпеть его не мог. Укусить, оприходовать или утащить нельзя. У них была вражда, и Ганс почти победил. Засох от постоянного скидывания на пол, бедняга. 
Еда. «Вискас»? Жрите сами. Василий игнорировал эти катышки. Так, для приличия — «я видел, что ты старался, Андрей» — мог пошамкать парой кусочков. Он был готов голодать, но от спецкормов для котов отказывался в принципе. Свиная селезенка — да. Мясо — да. Молоко — да. Яйца — да. 
Все, что можно стырить со стола — да, ооо да. Живая рыба — да-да-да-да-да. сюда ее, сюда! За нее он мог убить. 
И при всем своем великолепном хулиганском характере он прислушивался к моему состоянию. Когда я застудил почки — грел спину. Сам приходил, залезал на спину, не обращал внимания на мои отпихивания и окрики. 
Залезал и грел. Когда меня отпускало — уходил. Воровать, тр--ать, драться. 
Он удрал потом — надоело ему жить в квартире. 
Сейчас он наверняка уже в другом кошачьем мире. Хорошей охоты ему там. 
Мерзавцу эдакому.