«Сталинградская битва» или на заседании КТС

Март 1991 года. Весна ещё не вступила в свои права, но в воздухе уже витала тревога. Аспирант Львовского института получил письмо. На конверте — не просто штемпель, а вызов: Мамаев курган, скульптура «Стоять насмерть». Полуголый солдат, метающий гранату, будто бросал её в его судьбу.

«Значит, завтра будет бой. Не с врагом, а с системой. Но разве это легче?» — подумал он, глядя на изображение.

На следующий день он прибыл в облпотребсоюз Сум — на заседание комиссии по трудовым спорам. Комиссия собралась полным составом: Лыхно — председатель, Макаренков — ревизор, Луговая — юрист, Звада — профсоюзник. Каждый — с повесткой, каждый — с маской.
 — Почему вы отказываетесь от должности на периферии? — начал Лыхно.
 — Временная должность — не мой выбор. Да и дома сказали: обедов не будет, — ответил он, но внутри всё кипело. «Я не пешка. Я не поеду туда, где меня не ждут. Где даже суп не сварят — это ведь не про еду, это про отношение.»

Макаренков вмешался, напомнив о согласии, якобы уже данном. Луговая шептала о переаттестации. Ситуация путалась, как провода в старом щитке.
 — А чем занимаются ревизоры ОПО? — спросил он.

Молчание. Потом — жалобы, следственные дела, оправдания. Вопросы о Гордиенко, о Медведевой, о восьмистраничных актах — всё превращалось в словесную дуэль.

«Почему я должен уступать тому, кто неженат, без детей, без стажа? Я не прошу милости — я требую справедливости.»
 — Почему не хотите быть главным бухгалтером на рынке? — снова Лыхно.
 — Это не работа, это сидение. Мне нужен микроколлектив, живые люди.

Разговор уходил в бытовое: кто живёт в квартире, кто платит за газ, почему жена не прописана. Он держался, как Паулюс в окружении, но в какой-то момент перешёл в наступление:
 — Учёные виноваты в очередях? Учёные изобрели ядерное оружие, благодаря которому вы не воюете!

«Если не понимают аргументов, пусть услышат гром. Иногда только крик пробивает броню равнодушия.»
 — Выйдите! — коротко бросил Лыхно.

После совещания Луговая объявила: комиссия не вправе решать вопрос, ведь он ещё не уволен. Он поблагодарил всех, собрал документы, посмотрел на картинку с Мамаева кургана — и понял: битва проиграна, но не война.

А потом — вокзал, билеты: один — на место командировки в Тростянец, другой — домой, к семье. Дорога, как всегда, длинная, но в ней было облегчение. На периферию. Туда, где не обещали обедов, но ждали с пониманием. Где не задавали лишних вопросов, а просто ставили чайник. Где не нужно было доказывать, что ты — не лишний, а нужный.

26 марта, уже после увольнения, он прокомментировал всё с иронией:
 — Один пёр Манштейном, другой сидел как Паулюс. Мяч — в девятку. Пришлось применить «ядерное оружие».