— Ну, а если не смерть,
но ужас до тошноты,
что ты будешь делать? — То же, что и сейчас.
Встану утром. Умоюсь.
Насыплю котам еды.
Не позволю себе
ни отчаяться, ни заскучать.
Буду радоваться мелочам.
Веселить родных.
Делать дело моё,
которым звенит душа.
Ну, а если холод
полезет за воротник —
я надену шарф.
Ну, а если не просто холод,
а тьма без дна?
Если плоть твоя станет
бессильна, а волос — сед?
Что ты будешь делать,
если придёт война?
Что ты сможешь на этой
войне? — Я сумею свет.
Отбери у меня мою
молодость, гордость, дом,
да хоть тело моё
по куску у меня забери.
Ты не справишься, сволочь,
с моим весёлым огнём,
с этим солнцем, что
неустанно звенит внутри.
Нет у нас и так нифига,
кроме наших сердец,
так чего мне бояться —
безумия посреди?
Этот холод мне дан
для того, чтоб других согреть.
Эта тьма мне дана
для того, чтобы в ней светить.
А война? А неверье?
А весь этот смрадный вой?..
..Я стою у окна. Вижу
дерево в рыжей листве.
И так пахнет весёлою,
рыжей, влажной листвой,
что ни смерти. Ни страха.
Один абсолютный свет.