Здесь туман по утрам, как нектар или молоко, — так и чудится белая лошадь, а с нею ёж.
Слишком мало пишу, слишком много хожу пешком. Иногда представляю, что рядом со мной идёшь.
Столько воздуха!.. Тёплыми кедрами вышит парк. Этим воздухом медленным сердце бы спеленать…
И такая в меня здесь вплетается тишина, что не голос я больше, а лишь золотистый пар.
И высокое небо распахнуто, точно дверь.
Что-то есть неизбывное в нашем с тобой родстве. Были «ради» друг друга, а, в сущности, стали «без». (Удивительно, даже предлоги имеют вес).
Лето — лента, взгляни, как нанизаны плотно дни. Каждый тонко подсвечен и неотвратимо быстр.
Если мы распадёмся однажды на сотни искр, обещаешь, что только в движении вверх, не вниз?
Там, где ты, серебрятся озёра, поёт тайга, та, что помнит своих по дыханию и шагам.
Там, где ты, пламенеющей птицей звенит гроза.
Нас острей не рассечь, непреложнее не связать.
Так из малого семечка дерево зреет, так подчиняется ветру надзвёздная
высота.
Вот она, — сокровенная чуткость, (читай, печаль).
Ничего, ничего мне на это не отвечай.
Здесь цветёт ежевика, и стебель её росист, здесь туман по утрам, что расплавленный аметист.
Если мы распадёмся однажды на сотни искр,
это будет движение вверх.
Не вниз.