На перекрестке теней и рассвета,
Где время струится, как ртуть на весах,
Стоит человек — полусонное эхо,
И совесть чертит параллели в прах.
Снегами душа, словно письма, белеет,
Но в каждой строке — недописанный крик.
Судьба — это реки, что вечно немеют,
Когда за плечами раздавленный миг.
Тропинка зимы затянулась узорами,
Где каждый узор — это выбор и боль:
Пройти над обрывом, дыша метанолом,
Иль в пламени свеч отогреть свою роль?
Ветрами столетий качаются вехи,
В них шепот: «Смотри, не спутай следы.
Искупленье — не звон монастырского смеха,
А дрожь на губах от чужой беды».
И пуля, застывшая в полёте хрустальном,
Не боль разрывает, а тишину.
Ты можешь остаться слепым пятном в вальсе,
Но лучше — сгореть, осветив темноту.
Жизнь — это не дождь, что стучится в оконца,
А вспышки в зрачках между «да» и «нет».
Дорога из пепла ведёт к колодцу,
Где звёзды пьют те, кто смел дать ответ.
Не ищи оправданий в ржавых скрижалях —
Они лишь осколки разбитых зеркал.
Свой крест неси так, чтоб в сполохе вальса
Его небеса на мгновенье признал.
И пусть твоя тень, опьянённая бредом,
Шатается в такт подземных ветров,
Ты выбери путь, где за каждым побегом
Растёт не шиповник, а лес голосов.
Они запоют тебе утром кровавым,
Когда, распахнув свою бездну ладонь,
Поймёшь: искупленье — не ключ от храма,
А дрожь на губах, где горит «прочь» и «боль».
И даже если весь мир — перевёртыш,
Где зло и добро поменялись местами,
Твой шаг на краю — это вечный пейзаж
С гвоздикой в руке и слезой пополам.