Скука смертная. День измучен, в небесах маршируют тучи, их прилипчивый взгляд колючий прибивает меня к земле. Поплотнее укутав шею и прикинувшись мирным зверем, путешествую по аллеям, запечатанным в янтаре. Под ботинками плачут листья о погибели вечных истин, ветер рвёт перепонки свистом, на меня нагоняет сплин. Вся планета гудит от взрывов, от общественных нервных срывов, и антихрист идёт бескрылый по осколкам тяжёлых мин. Молодёжь начищает пики, на знамёнах рисует лики, каждый хочет прослыть великим, но не в курсе, зачем живёт. У правителей едет крыша, в поднебесье и даже выше, шкуру тигра надели мыши и стращают клыком народ. Каждый ищет дорогу к дому, от себя одного — к другому, через марево вечной комы пробирается пилигрим. Возвращаясь больным с работы, он снимает пальто и боты, обливается липким потом и привычно смывает грим. Только суть его так фальшива, что её не отмоешь мылом, и не зеркало в ванной криво, а его обладатель крив. Надевая нательный крестик, он мечтает о лучшем месте в райских зарослях, а не в бездне, но заветы спускает в слив. Потому что так выжить легче, ведь грехи всем отпустят прежде, чем останки снесут к подъезду, и засунут в дубовый гроб. Лживый шёпот ласкает уши, пальцы дьявола лезут в душу, запах адовой серы душит, и горячечно пышет лоб. Искушение чёрным змеем пробирается по постели, и находит обитель в теле, предназначенном для греха.
Мир приветствует Люцифера, этот парень приятно серый, под руками его умело осыпается шелуха.
Можно, впрочем, освободиться: Джаганнатхова колесница намотает кишки на спицы, и вернёт в первозданный вид. Но оглянешься на планету, и терять не захочешь это, где душистое будет лето и падение Персеид. Так что снова обратно в город, где царит нищета и холод, где костями грохочет голод, и за горло хватает страх. Мы — безвольные хлопья пепла, мы — покорные дети ветра, и змеистые километры превращают надежды в прах. Поплотнее укутав шею, путешествуя по аллеям, я мечтаю о новой вере, что размоет тоскливый ил. Скука смертная, я бессмертен, но ковчег утащили с верфи, а в соборах танцуют черти под мелодию ''devil's trill''.