Деревня — для нищих. Жарища, пылища.
Скошены крыши нелепо и страшно.
У бытия — пробитое днище,
Треснута чаша.

Чаша — не наша.
Поэтому, в принципе, слишком не жалко,
Кажется, доводы даже резонны:
Здесь у них жарко.
Бананы.
И жако
(Вместо вороны)
У пальмовой кроны.

Мы покупаем папайю у местных,
А из трущоб льется песня энгомы,
Рядом толпятся
Детишки-повесы —
Черные и любопытные гномы.
Гномы босые, а я белоснежка,
В туфлях, ценой в пару сотен обедов,
Кто-то внутри вопрошает с насмешкой:
«Ну, расскажи им, про личные беды!
Как надоела однушка в Капотне,
Как же на бывшего гложет обида…
Видишь детишек: семнадцать из сотни
Вскоре умрут, как носители СПИДа.
Двадцать — от вирусов (нет здесь больницы),
Десять в тюрьму попадут за разбои…
Двое уедут в столицу учиться…
Школу закончат двенадцать, не боле…»

Я заставляю тот голос заткнуться.
Прячусь в авто, откупившись монетой.
Яркого солнца разбитое блюдце
Тихо плывет над прекрасной планетой.